Евгений Преображенский - Крах капитализма В Европе

Когда же закончилась мировая война, то европейская промышленность не только оказалась лицом к лицу с упавшим земледельческим производством на своей территории, но и перед фактом потери целого ряда источников сырья и рынков сбыта за пределами Европы, захваченными Америкой или туземной индустрией колоний. Европейская промышленность оказалась в положении огромного океанского парохода, который был предназначен для плавания по глубоким водам океана и который засел на песках обмелевшего моря.

Капитализм не только оказался неспособным справиться с целесообразным распределением производительных сил в мировом масштабе, но оказался также неспособным рационально организовать хозяйство внутри отдельных стран. Десятилетие после мировой войны было временем, когда в Европе все больше и больше начинала господствовать психология тупика, психология безвыходности. Правда, непосредственно после окончания войны господствующим настроением был протест против принудительного хозяйства, против всякой регламентации, карточного распределения и т. д. Казалось, что не нужда привела к принудительному хозяйству, а принудительное хозяйство – к нужде. Капиталистическая пресса очень успешно использовала это настроение для дискредитирования самой идеи государственного планового хозяйства. Реакцию против голода, нужды, хвостов и очередей она пыталась превратить в реакцию против социализма и демонстрацию за свободу конкуренции и за капиталистический почин. Но вскоре началась реакция против этой реакции. Восторжествовавшее манчестерство чем дальше, тем больше обнаруживало свое банкротство. Свободы хозяйствования было сколько угодно, но продукция в хозяйстве не увеличивалась, заработная плата сокращалась, количество безработных не уменьшалось. Налоги росли, и финансовое банкротство перебрасывалось из одной страны в другую. Рабочие Англии, Германии и Америки, даже не затронутые коммунистической пропагандой, с каждым годом все настойчивее и настойчивее выдвигали требование национализации железных дорог, копей и других важнейших отраслей хозяйства, особенно во время огромных стачек в этих отраслях, которые обыкновенно ликвидировались при непосредственном участии и по инициативе государства. Весь этот период можно назвать периодом борьбы рабочего класса за систему государственного капитализма. В это время значительные круги буржуазных экономистов точно также стали склоняться к необходимости планового хозяйства в мировом масштабе, при чем они, разумеется, питали иллюзии на счет того, что капитализм в состоянии провести в жизнь этот план.

Внимание масс привлекали в это время, главным образом, наиболее яркие внешние проявления этого банкротства. Прокатился ряд финансовых банкротств в Германии, Франции, Австрии и нескольких мелких странах. Обнаружилось полное банкротство Версальского договора, от которого отказались даже французские националисты, заменив его фактически рядом нескольких временных соглашений. Политические деятели буржуазии тщетно ломали голову над квадратурой капиталистического круга: этот круг оказался порочным и никакие фокусы никаких соглашений и конференций, как политических, так и экономических, не могли указать выхода. Постепенно в массы начали проникать глубокие убеждения о полной невозможности сдвинуться с мертвой точки, пока существует буржуазный строй. Это убеждение в беспомощности капиталистического класса проявлялось во всем: в печати этого периода, и притом не только рабочей, но и буржуазной печати, в карикатурах, остротах, поговорках, наконец, в заключительных словах всех без исключения резолюциях рабочих собраний. Говорят, еще до войны, при парламентских выборах в Италии, существовавшее тогда правительство его противники обвиняли даже в том, что при нем коровы и козы давали меньше молока. Нечто подобное повторялось и теперь. Капитализм стали обвинять даже в том, в чем он в сущности виноват не был. "При капитализме никаких улучшений, никакого движения вперед", – таков был общий лозунг. Безнадежность положения начала сознаваться и самим капиталистическим классом. Это отразилось и в литературе этого времени. Философия Шпенглера и его сторонников находила все больше и больше приверженцев. Усиливалось убеждение в том, что вся европейская культура идет по стопам Римской империи; усиливался мистицизм; буржуазия и буржуазная интеллигенция возвращалась к грубейшей вере в личного бога; начался распад буржуазной морали. Спекулянт с его лозунгом "Лови момент" снова сделался героем дня. Неуверенности и нервозности в общественной психологии соответствовала такая же неуверенность, шаткость и лихорадочность во всем хозяйстве. В то же время выделилась определенная группа буржуазии, которая готовилась отстаивать свои позиции до последней капли крови. Она защищала тот взгляд, что переход к государственному капитализму есть шаг назад во всем экономическом развитии и организованное понижение всей человеческой культуры, и что, наоборот, капитализм сам может вылечить свои раны и выйти из затруднительного положения на основе свободы хозяйственной инициативы и конкуренции. Характерно, что в то время, как буржуазия в собственном смысле этого слова проявила в лице значительных своих слоев сильное шатание и, в частности, одна ее группа стала на сторону государственного капитализма и рабочего правительства, наиболее принципиальной и непримиримой силой, выступившей в защиту капитализма, явился другой класс, а именно: часть мелкой буржуазии, интеллигенции, бывшее офицерство и часть духовенства. Этот парадокс истории знают и все буржуазные революции. Мелкая буржуазия в английской, французской и русской революциях развивает стремление к доведению буржуазно-демократической революции до конца, вопреки самому виновнику торжества – крупной буржуазии. Все это, несмотря на то, что развитие капитализма, не только не улучшает, а часто ухудшает положение мелко-буржуазных, особенно хозяйственно-самостоятельных мелко-буржуазных слоев. Также и в контрреволюции определенные слои мелкой буржуазии и некоторые промежуточные классовые группы оказались последовательней самой буржуазии и мужественно погибали за ее интересы. Эти слои, которые по об'ективной их роли были лишь ударными батальонами оборонявшегося капитализма, часто выходили из повиновения буржуазии, ее государственной организации и самостоятельно защищали дело спасения буржуазного режима, отказываясь от маневрирования, отступления и временных уступок рабочему классу. Фашизм в Италии был лишь первым предвестником такого своеобразного разделения ролей в классовой борьбе этого периода.