Дмитрий Мамин-Сибиряк - Избранные письма

Но вышесказанным я еще не думаю отрицать «художество», конечно за вычетом тех волчьих ям, которые вырыты нашей несчастной критикой. Только я расхожусь с тобой вот в чем: есть такие вопросы, лица и события, которые по-моему должны быть написаны в старохудожественной форме, а есть другой ряд явлений и вопросов, которым должна быть придана беллетристико-публицистическая форма. Именно так я и пишу: Кесарево Кесареви, а богово богови. Прогресс в том и заключается, что мы видим длинный ряд процессов дифференцирования, и литература переживает то же самое — чистое художество и художество прикладное, ибо довлеет дневи злоба его. Таким образом, громы и молнии твои против «Золотухи» разлетаются сами собой, тем более что серьезных статей никто не читает, а беллетристику читают все. Ты, например, глубоко ошибаешься, что «Золотуху» никто не читает, — напротив, ее все читают и все читают с большим удовольствием, чему могу представить десятки свидетелей. Специально в литературе «Золотуха» для меня сделала то, что называется «литературным именем». Посягая на «Золотуху», ты посягаешь на меня и на мое любимое детище. У меня будет ряд таких статей об Урале, и поверь, что мне скажут за них спасибо. Конечно, они имеют временный интерес, интерес минуты, с которой и умрут, но я за вечными истинами и не гонюсь, как не гонюсь и не желаю того, что называется «славой»… Мы — рядовые солдаты, и только.

В укор нашим новым беллетристам ты ставишь западных, в том числе натуральную школу с Золя во главе. Вот поистине детский взгляд… Именно, всякая литература есть создание известного народа и известного времени. Так? На одном конце, примерно, стоит Париж и Золя, а на другом Екатеринбург и Д. Сибиряк… Получается нечто вроде алгебраического уравнения, причем Д. Сибиряк никогда не будет дитей великой Франции, а Золя — екатеринбургским мещанином. Если бы Золя был русским, поверь, что он никогда бы не написал ничего вроде своей эпопеи «Ругон-Маккаров». Один человек стоит в центре европейской цивилизации, где учатся, ходя по улицам и дыша парижским воздухом, а другой — в стране гогов и магогов, где процветает «Екатеринбургская неделя». Естественно ли и справедливо ли требовать от нас того, чего мы не можем дать уже по условиям нашей жизни. То же самое заметь о Диккенсе и прочем большом европейском брате, причем припомни притчу Щедрина о мальчике в штанах и мальчике без штанов: русская изящная словесность и есть этот именно мальчик без штанов…

Но ничего нет хуже, Володя, наших эстетиков, взявших напрокат свои теории в западных Европах, да и то задним числом. Мы не можем захлебываться (и смаковать с эпическим спокойствием) разными психологическими эффектами и ювелирным дублением слога. Кругом слишком много зла, несправедливости и просто кромешной тьмы, с которыми мы и воюем по мере наших сил, а для этого выработалось свое литературное оружие.

В конце концов вопрос сводится вот к чему: по-твоему, наш брат, автор, должен писать такие статьи, которые мог бы читать с удовольствием только человек салона или той буржуазии, которая тянется за салоном. Другими словами, мы должны служить золотому тельцу, дворянству, чиновничеству, псевдоинтеллигенции и т. д. Но этим людям уже служат, даже слишком много служат, и ты можешь найти полное удовлетворение своим салонно-литературным требованиям в произведениях Маркевича, Сальяса, Авсеенко, в «Ниве» и т. д. Там мужика еще нет, а мы останемся с своим мужиком…

Впрочем, мы едва ли поймем друг друга. Вопрос слишком велик для такого короткого разъяснения. Твое заблуждение минует само собой по мере того, как ты из головастика превратишься в настоящую лягушку, а к тому времени мы, надеюсь, сойдемся «в мыслях». Пока достаточно и того, что ты серьезно интересуешься делом.

Твой совет изучить французский язык в месяц поимею в виду, тем более что французскую грамматику, которую ты рекомендуешь мне, я два раза прошел всю от доски до доски еще в 73 г. да, кроме того, Марго.

Мы все на старом положении, а вот бедная Паша опять после операции хворает — придется отнять ей правую руку до самого плеча… Скверно, а все-таки лучше жить без руки, чем умереть с обеими руками.

Марья Якимовна кланяется тебе и каждый день ждет обещанного письма.

Твой брат Дмитрий .

Милая мама,

Отвечаю на письмо, в котором ты пишешь о перестраховке дома. Все твои издержки я постараюсь оплатить при первой возможности, а сейчас не могу, потому что сам без денег — за «Новостями» около 100 р., написал им, а они выслали всего 32 р. Вероятно, перепутали счеты, и я написал необходимые объяснения.