Артуро Перес-Реверте - С НАМЕРЕНИЕМ ОСКОРБИТЬ (1998—2001)

Я глядел на пожилую пару, пока они поднималась по лестнице, и видел, как старик преодолевает крутые ступеньки, тяжело опираясь на плечо жены. И я сказал себе: смотри, Артурин, эти двое были вместе целых пятьдесят лет, день за днем. Было все — дети и внуки, «молчи и слушай, что я говорю!», футбол, поздние возвращения, вспышки гнева. Она видела этого мужчину и сильным, и унизительно слабым. Она могла бы презирать его за эту слабость, считать эгоистом и тираном. Но до сих пор хватает нежности, чтобы пригладить ему волосы и застегнуть верхнюю пуговицу на его рубашке. Ей не важно кто он: славный человек или негодяй. Она терпела муки родов, старалась не волновать его по вечерам, когда он чувствовал «какую-то слабость в груди», вставала чуть свет, чтобы хоть немного посидеть в тишине на кухне. Ее преданность не имела ничего общего с тем, что мы привыкли называть любовью. Хотя, возможно, настоящая любовь как раз в том и состоит, чтобы поправить мужу волосы: «Приведи себя в порядок, Маноло». Она спасала его, когда он в очередной раз собирался умирать: «Успокойся, дорогой, посиди, врач скоро приедет». Она деликатно напоминала ему застегнуть брюки. Она отдала ему свою жизнь, а он далеко не всегда был достоин этого дара.

Теперь он полностью зависит от нее, а она ему по-прежнему помогает. Она ни дня не прожила для себя, отказалась от стольких желаний, но не нарушила данного когда-то обета. Скоро ее Маноло покинет этот мир, и она останется совсем одна. Жизнь утратит смысл. Дети и внуки вдруг покажутся чужими, далекими. И тогда она будет тосковать о цепях, сковавших ее по рукам и ногам много лет назад, когда ей едва исполнилось двадцать и она мечтала о возвышенной любви, уютном доме и семье, совсем как в кино. Возможно, перед тем как отправиться к праотцам, он успеет понять, чем была для него эта женщина. И тогда он заплачет и попросит у нее прощения за то, что столько лет обращался с ней, как с рабыней. А она, как всегда, промолчит — только поправит ему волосы, чтобы он умер красивым… Нет бы усмехнуться и сказать: «Вовремя же ты спохватился, сукин сын!»

Получив на днях письмо, я обнаружил на конверте физиономию Фердинанда VII (1784—1833). Обратите внимание, коллега, сказал я себе. Из всех правителей этой страны, добрых и дурных, на марку угодил самый отъявленный ублюдок, когда-либо носивший корону. Самый подлый, несправедливый и трусливый король за всю историю Испании, повидавшей немало негодяев на троне. Гойя, глухой художник, умевший читать в человеческих сердцах, изобразил этого короля со злобным, перекошенным лицом, но все равно не сумел передать всей мерзости его натуры.

Вероломство, тупость и упорное невежество политиков и монархов лишают меня последних остатков терпимости и заставляют мечтать о гильотине посреди городской площади. Особенно в случае с Фердинандом II. Потому что этот правитель, голова которого, в отличие от его французского идиота-кузена, так и не попала в корзину, был ничтожным и подлым, но отнюдь не тупым. Все самые трусливые и подлые его деяния — предательство Наполеона, черная реакция после изгнания французов, правление камарильи святош и проходимцев, пренебрежение самой прогрессивной в мире конституцией, варварский деспотизм — были отлично продуманными шагами. Фердинанд Бурбон оказался способен обвинить своих приспешников в заговоре против Годоя, лизать сапоги французу, покусившемуся на его власть, отправить на смерть тех, кто вернул ему корону. И все это он проделывал осознанно, тщательно взвешивая все «за» и «против». Он был совсем как те злодеи из старого кино, только хуже. Он был чертовски плохим королем.

Почти год назад я смотрел в театре пьесу Моратина «Когда девушки говорят “да”». Старого дона Диего блестяще играл Фернандо Гутьеррес Каба. Слушая, как дон Диего произносит знаменитые слова: «Это право сильного, власть, которой не могут противиться молодые», я подумал о том, как несчастна, в сущности, наша страна. Кажется, вот-вот впереди забрезжит свет, но какая-то сила вновь и вновь толкает нас в бездну.

Едва мы стали римлянами, заговорили по латыни и научились строить акведуки, пришли варвары. Когда вслед за Возрождением наступил Золотой Век и мы стали самой мощной в мире державой, появились Лютер и Кальвин, началась Контрреформация, и все пропало. Когда эпоха Просвещения и революций открыла перед нами невиданные возможности, когда наступило время Моратина, Ховельяноса и Гойи, началась война с Наполеоном и прогрессистов заклеймили именем «офранцуженных», а подлого Бурбона объявили спасителем нации. Тогда в стране еще были военные, которые умели читать и думать, народ, способный объединиться и прогнать французов, политики, отправившиеся в Кадис, чтобы составить безупречную конституцию. И тут Фердинанд сумел вернуть себе корону, на которую не имел никаких прав, и с помощью фанатиков-священников разрушил все: отменил конституцию, закрыл театры и газеты, подверг гонениям тех, кто посмел выступить против него. Сначала Мину, вынужденного отправиться в изгнание, потом Риэго, Упрямца, Мансанареса, Мариану Пинеду. Вскоре Англию и Францию наполнили беженцы, а в Испании тем временем развернулась чудовищная реакция, как бывало всегда, стоило народу едва поднять голову. А когда наш герой отправился на тот свет, корону унаследовала его полоумная дочка Исабелита. И начались карлистские войны.