Владимир Гаков: Виток истории (Зарубежная научная фантастика 60-70-х годов)

Успехом пользовались уже ранние его романы — «Без остановки» (1958), «Теплица» («Долгие сумерки Земли») (1962), «Серая борода» (1964), «Темные световые годы» (1964). В них речь шла о вещах, в общем-то знакомых западному читателю: мир после катастрофы, дальний космический перелет, эволюция мини-общества, замкнутого в пространстве и во времени, проблема контакта с инопланетянами. Потом Олдисса словно подменили — он сразу же примкнул к «Новой волне», превратившись в одного из ее бесспорных лидеров. Интересно, что сам писатель вовсе не считал себя таковым. «В действительности я не принадлежу к „Новой волне“, — писал он, — и без особого восторга воспринимаю произведения, написанные в этом стиле. Я, скорее, камень — нет, остов затонувшего корабля, который волна перекатывает с места на место…»

Но несмотря на такие высказывания, Олдисс выпускал книги, наиболее ярко иллюстрировавшие декларации сторонников «Волны». Уже в сложном романе «Век» (1967) он перемешивает традиционные в фантастике путешествия во времени с более современными галлюцинаторными «путешествиями духа». И мысленные путешествия художника Эда Буша в девонское прошлое нужны автору не для описания приключений или популяризаторских лекций; в романе причудливым образом переплетены концепции цикличности цивилизации, «обратного времени», анархистской свободы и даже какой-то космической религии…

«Век» послужил своеобразной «пробой пера», зато два последующих романа Олдисса, «Доклад о Вероятности-А» (1968) и «Босоногий в голове» (1969), были восприняты, и справедливо, как программные произведения «Новой волны».

Вкратце охарактеризовать «сюжет» первого романа не представит труда — сюжета, а равно и образов, композиции, концептуального стержня в романе попросту нет. Остался лишь стиль сам по себе, самодовлеющая ценность, полностью заворожившая писателя. Формально речь в книге идет вот о чем: группа исследователей, принадлежащая одному пространственно-временному континууму, составляет отчет о наблюдениях за другим вероятностным «миром». Постепенно в рассмотрение вовлекаются еще четыре «параллельные вселенные», отражающиеся друг в друге и образующие так называемую «дурную бесконечность» типа: нам показывают фотографию, на которой нам показывают фотографию, на которой… и так далее. Заинтересовать такое произведение может разве что любителя изощренных головоломок.

Если о «Докладе» изложение подчинено абсолютному объективизму в стиле французского антиромана, то во второй книге, названной критикой «„Улиссом“ научной фантастики», писатель ударяется в противоположную крайность. На сей раз в качестве метода он выбирает субъективный «поток сознания». Место действия — Европа недалекого будущего, отброшенная духовно на столетия назад; причина регресса не термоядерная война и не природная катастрофа, но катастрофа в душах людей, вызванная наркотической бомбардировкой. Главный герой — подросток Колин Чартерис, начитавшийся философа-мистика Успенского и колесящий без видимой цели по израненному, задыхающемуся от спазм разложения и варварства континенту…

Итак, сменился согласно духу времени антураж: вместо ядерных боеголовок — «галюциногенные», вместо подстриженного, гладко выбритого космонавта — нервный, дерганый подросток, потомок хиппи. В самой же идее будущего апокалипсиса западный читатель не найдет для себя решительно ничего нового.

Но это все образы, детали, а вот что касается сюжета — то он буквально вязнет в стилистических «джунглях», и пересказать его кратко не представляется возможным. У. Этелинг (псевдоним известного, ныне покойного писателя-фантаста Джемса Блиша) в своей критической монографии посвятил пересказу и анализу романа без малого десяток страниц. После чего заметил, что проделанная им работа сродни попытке пересказа «Отелло» как «пьесы, в которой негр убивает свою жену-белую за то, что она потеряла носовой платок»…

Нельзя сказать, что роман вызывает одни возражения. Многие тревожные реалии и тенденции сегодняшнего дня тонко подмечены и обобщены, стали символическими — чего стоит один образ мятущегося, одурманенного наркотиками подростка на мотоцикле, своеобразного «мессии» разлагающегося мира! Олдисс мучительно пытается разобраться, распутаться, и его голос пробивается-таки иногда сквозь сюжетные и стилевые нагромождения. Но в общем и целом после прочтения «Босоногого» не покидает ощущение бесконечного и алогичного кошмара.