Дмитрий Быков - Вместо жизни

Сокурову повезло в другом – и повезло очень рано. Он снял хороший, вполне, кстати, традиционный фильм «Одинокий голос человека» – по Платонову,- причем, будучи классным производственником, умудрился бюджет двухчастевки растянуть на полный метр. Дипломный фильм лег на полку (чудом не был смыт), и посмотреть его успел Тарковский. Вокруг Сокурова возникла аура таинственности, недомолвок, восхищенных перешептываний. Это действительно надо было ухитриться, чтобы диплом на полку положили, да еще и со скандальной формулировкой «за протаскивание идеализма». Сценарист этого и всех последующих сокуровских фильмов, безумно талантливый и талантливо безумный человек Юрий Арабов, способный по-бержераковски за десять минут изобрести и обосновать шесть способов достичь Луны при помощи подручных средств,- имел тогда об идеализме самые смутные понятия и ужасно удивился.

С этого момента биографию Сокурова можно было считать «сделанной», решенной. Шли, не забудьте, восьмидесятые годы, когда все уже про все отлично понимали. Ясно было, что так ли, иначе ли – советская теплица, изо всех щелей которой уже сквозило потусторонним холодком, долго не простоит. Либерализм считался хорошим тоном даже на самом верху – почему, собственно, большинство мэтров российского кинематографа и снимали себе, что хотели, а на полку ложились как раз не шедевры. Непризнание и невыпускание очень быстро превращались из трагедии в игру, условия которой, отлично все понимая, должны соблюдать обе стороны. Так заготавливались гении на будущее, впрок. Тут вам и московские концептуалисты, и свердловские рок-музыканты, и питерские кинематографисты – три так называемые блестящие плеяды. Когда настали перемены, о Сокурове заговорили сразу. Он мигом оказался в одной обойме с Кирой Муратовой и Германом, с которыми, кроме полки, ничего общего не имел – ни психологически, ни идеологически, ни статусно. До перестройки он благополучно снимал на ленинградском телевидении документальные фильмы, вполне комильфотные на сегодняшний, да и на тогдашний вкус.

Сразу после официального начала перестройки Сокуров закончил давно задуманное «Скорбное бесчувствие». Отлично помню, как возили эту самую провальную, на мой взгляд, его картину по всем наиболее культовым (поганого словца еще не было) киноклубам той поры. Показали его и в ДАСе – аспирантском общежитии МГУ, и в Новосибирском университете, куда я как раз сразу после ДАСовского просмотра полетел с докладом. Помню пропасть между двумя просмотрами (я, как честный зритель, поперся смотреть «Бесчувствие» во второй раз, все надеялся постичь величие замысла): в Москве все важно молчали, а потом принимались говорить что-то о Фрейде, о Фромме, был тогда такой джентльменский набор… В Новосибирске ребята были пооткровеннее, потому что и Фрейда, и Фромма, сколько я мог судить, читали. Они неприкрыто хихикали всю вторую половину картины, хотя всю первую тщетно пытались смотреть всерьез: «Бережно относитесь к тому, что вам непонятно. Это может оказаться произведением искусства»,- гласит надпись в музее Прадо…

«Скорбное бесчувствие» – прекрасный пример того, как постмодернистский кинематографический эксперимент способен испортить хорошую модернистскую пьесу, которая, кстати, и сегодня при чтении вызывает куда больше эмоций, нежели донельзя эклектичная сокуровская картина. Какой художественной необходимостью мотивировалось большинство сокуровских шуточек, цитат, монтажных стыков,- сегодня понять решительно невозможно. Героиня упомянула пуму, и побежала пума. Обалдеть. Особенно обидно, сколько помню, было то, что пьеса-то – «Дом, где разбиваются сердца» – действительно хорошая, и к чему было портить именно ее – я никак не мог взять в толк. Впрочем, когда Сокуров взял едва ли не лучшую повесть Стругацких – «За миллиард лет до конца света», по которой они написали прекрасный сценарий «Дни затмения»,- и произвел над этим литературным материалом аналогичный эксперимент, он хоть как-то оправдывался художественным результатом: конечно, сокуровский Малянов не имеет ничего общего с Маляновым Стругацких, у них разные миры и разные биографии, но ужас перед мирозданием, беззащитность перед гигантской и нерассуждающей силой будущего Сокуров как раз изобразил отлично,- так что «Дни затмения» на общем фоне его работ, невзирая на все длинноты и провалы, все же выделяются некоторой подлинностью, подобием стиля… Судя по следующим картинам, в которых не было даже несколько вымороченной изобретательности второго фильма, Сокуров шел не то чтобы к минимализму, а к энтропии, к разрешению себе все меньшего творческого усилия, все большего однообразия. Вот как трактует этот путь Юрий Арабов, поздравляя соавтора в «Литгазете»,- Арабов, написавший для Сокурова несколько действительно превосходных сценариев: