Дмитрий Быков - Хроники ближайшей войны

В течение следующих сорока пяти минут жены и дочери ростовских новых русских фотографировались с Кутуньо, которому, видимо, организаторы концерта оплатили и эту эксклюзивную услугу. Во всяком случае, Тото безропотно принимал требуемые позы, изгибался, улыбался, томно закатывал глаза, целовал толстых дочек в щечки, а толстым женам – ручки. Под конец с Кутуньо сфотографировалось и несколько мужчин, среди которых он явно должен был почувствовать себя в родной Сицилии. Она, кстати, ему действительно родная – оттуда родом его отец.

– Благодарю вас за прекрасный вечер,- сказал какой-то тихий дон Корлеоне, ростовский папа, которого проще было перепрыгнуть, чем обойти.- Вы сделали нам и нашим женщинам прекрасный подарок. Теперь у вас по программе ресторан, но сначала я попрошу вас ответить на несколько вопросов ростовских журналистов.

Мы с Бородиной сделали боевую стойку, но тут тихий дон щелкнул пальцами, и из-за наших спин появилась девушка совершенно недвусмысленной внешности и таких же манер. В руках она сжимала глянцевый модный журнал – вероятно, самое продвинутое издание в Ростове. В глаза мне бросилась реклама крема для рук. С тихим доном ее явно связывали особые отношения. По этой же причине, вероятно, он спонсировал и журнал. Виясь вокруг Кутуньо золотистой змейкой, редактриса еще около получаса рассказывала ему о своем издании. Импресарио заводил глаза. Кутуньо кротко слушал.

Наконец тихий дон недвусмысленно постучал по часам, и девушка закруглилась, попросив Кутуньо об автографе. Он начал было что-то писать на открытке со своим изображением (он в белых носках и кроссовках, гитара, нотный знак) – как вдруг из-за наших спин донесся печальный вой. Это причитал перед охраной фотограф Бурлак.

– Ой, пустите меня к тому толстенькому!- ныл Бурлак.- Ой, вон к тому в коричневой курточке! Ой, как же он без меня будет брать интервью!

Охранное предприятие меньше всего рассчитывало услышать подобные жалобные песнопения от такой махины, как фотограф Бурлак, и камуфляжные мальчики переминались в нерешительности. Кутуньо с любопытством прислушался.

– Пропустите,- с досадой сказал тихий дон.- Это журналист из Москвы хочет сделать несколько кадров…

Бурлак впрыгнул, поискал глазами крышу, не нашел, с отчаяния влез на диван и несколько раз щелкнул Кутуньо оттуда. Кутуньо закурил и наблюдал за ним с видимым любопытством.

– А теперь,- сказал тихий дон,- позвольте пригласить вас в ресторан, скромно откушать… Всем остальным спасибо.

И тут меня прорвало. Шампанское, коньяк, Бородина или «Донтабак» произвели на меня это взрывное действие, но я подскочил к тихому дону и твердо сказал:

– Я журналист, я летел сюда специально ради этой минуты. Я должен задать несколько вопросов.

Тихий дон посмотрел на меня, как на мышь.

– Один,- сказал он.- Один вопрос, и вас здесь нет.

– Синьор Кутуньо!- воскликнул я, перебегая взглядом с синьора на переводчицу. Главное – задать первый вопрос, дальше он сам вовлечется в беседу, и мы поговорим хоть пятнадцать минут! Бородина ущипнула оператора, тот стремительно нацелил камеру, фотограф Бурлак упал Кутуньо под ноги и приготовился снимать снизу.- Синьор Кутуньо! Очень ли изменилась русская аудитория?

Переводчица перевела. Кутуньо почесал подбородок.

– Си,- сказал он.- Си, си.

И пошел в ресторан.

Интервью я, конечно, все равно взял. Потом. Потому что у Бородиной оказался знакомый портье в гостинице (но надо же было еще найти гостиницу!), и в конечном итоге все получилось. С Люсей мы долго целовались на прощание. Ей пора было к мужу, а я в пять утра улетал в Москву. На время нашего прощания мы отправили фотографа Бурлака в шашлычную, и он откушался за весь этот день. Так что нам нет преград ни в море, ни на суше.

Но интересно не это. Я вот думаю – а надо ли было вообще его о чем-то спрашивать? Ведь мы все – те, кто вырос на его песнях,- все-таки встретились, посмотрели друг на друга… Ведь и я, и Бородина, и тихий дон, и оператор, и начальник камуфляжников родились в одном и том же 1967 году, как выяснилось впоследствии. И все слушали песню «Итальяно веро» – боюсь, что в сходной обстановке.

Так что в конечном итоге я успел задать Кутуньо единственно правильный вопрос и получить единственно правильный ответ.

2002 год

Дмитрий Быков

классификация русского путешественника

В силу специфики российско-заграничных отношений русский турист – явление в значительной степени идеологическое. То есть в отличие от туриста американского, который на старости лет едет убедиться, что Божий мир хорош, или японского, без устали щелкающего своим фотоаппаратом на научно-технических выставках,- русский турист едет за рубеж в поисках какой-то последней правды. Либо он лишний раз убеждается, что Отечество его нехорошо, что оно неуклонно катится в пропасть и туда ему прямая дорога,- либо он неустанно брюзжит и лишний раз убеждается, что жить не может без своего Отечества буквально ни секунды, вот сейчас еще немножко поужасается – и опрометью обратно!