Сергей Голубицкий - Чужие уроки — 2003

Затем грянула беда: позвонила настоящая племянница Джимми Холла Карен Уингблад. Как она обо всем пронюхала? Оказалось, что сам Мел дал маху: месяц назад на имя Холла пришла поздравительная открытка, как потом оказалось, от старой приятельницы. Поддавшись минуте слабости, Шпильман решил порадовать старушку и собственноручно отписал ей о смерти средневекового мага. А та взяла да и передала весть Карен. Теперь Шпильману пришлось поспешно рисовать еще одно завещание, по которому все имущество Джимми Холла отходило в некое Гуманитарное общество любителей животных Сан-Антонио. В письме Карен Вингблад он расставил все точки над «i»: «Я был очень близким другом Джеймса, и он попросил меня проследить, чтобы его имущество перешло, в полном согласии с завещанием, Гуманитарному обществу. Вы знаете, что Джеймс ужасно любил животных. В его доме оставалась кое-какая антикварная мебель, но, к сожалению, все было полностью уничтожено: ведь он содержал множество птиц, кошек и собак. Из-за них в доме стоял ужасный запах, кругом была разруха. Я неоднократно просил Джеймса при жизни заняться генеральной уборкой и впредь содержать животных снаружи, но вы же знаете своего дядю: он был таким упрямцем».

Карен Уингблад забила тревогу: ни мгновения она не сомневалась, что этот Шпильман никогда не был близким другом ее дядюшки. По той простой причине, что самодур Холл с детства ненавидел свое полное имя — Джеймс — и требовал, чтобы все родственники и знакомые обращались к нему исключительно Джимми. Но что могла поделать пожилая женщина перед лицом очевидных фактов: в юридически безупречном завещании Холла, которое прислал Карен Мел Шпильман, ее имя никаким боком не значилось.

Отдадим должное тонкому знанию человеческой психологии, продемонстрированному Шпильманом в деле Холла: в самом конце письма, отправленного Карен Уингблад, он сделал приписку: «Когда я разбирал вещи Джеймса, то натолкнулся на маленький ларец с этикеткой «Не для продажи». Я подумал, что этот скромный дар старина Холл приготовил именно для своей племянницы». В шкатулке, отправленной Шпильманом, Карен обнаружила два бриллиантовых и одно опаловое кольцо. Общей стоимостью в 6 тысяч долларов. «Что ж, с паршивой овцы хоть шерстки клок», — подумала Карен Уингблад о своем дядьке-сквалыге, которого, по правде говоря, всегда не выносила на дух!

Как всегда и бывает в подобных историях, взяли Шпильмана по чистой случайности. В июне 2001 года в офисе судьи по наследственным делам Полли Спенсер объявилась неизвестная супружеская пара и с возмущением сообщила, что лишь три дня назад узнала о смерти своего родственника, скончавшегося уже целый год назад. Судья Спенсер поинтересовалась, кто же занимался похоронами, на что получила ответ: «Временный администратор Мел Шпильман». Свои слова супруги подтвердили документом, удостоверяющим статус государственного назначенца.

В офисе Полли Спенсер никакого Шпильмана не числилось. Тогда она позвонила своей подружке Санди Марион, судье по наследственным делам округа Бексар, однако и у Санди такого сотрудника не было. Встревоженная Марион передала дело на расследование третьей даме — районному прокурору Сюзан Рид, которая и вывела Мела на чистую воду. За Шпильманом установили негласное наблюдение, причем расследование велось в строжайшей секретности. Уже через месяц его взяли с поличным в момент снятия денег с банковского счета очередной усопшей жертвы.

Самым трагическим моментом в жизни Мела Шпильмана стала конфискация конюшни. Особняк самопального Харона тоже отобрали. Оказавшись на улице, Шпильман даже растерялся. Беспомощно шаря глазами по сторонам, он обратился к сержанту, руководившему обыском и конфискацией: «Куда же мне идти?» «Иди с ветром», — ответил находчивый ценитель классической литературы. «Можно, я заберу кое-какие инструменты из гаража?» — жалобно попросил Шпильман. «Давай», — разрешил сержант. Мел открыл шкаф и достал из него большой желтый конверт. Все это на глазах у полицейских. Ясное дело, они тут же вырвали пакет у Шпильмана и открыли его: в нем оказались 3900 долларов наличными, 5000 банковским чеком и 5000 дорожными чеками Шотландского банка. Стражи правопорядка дружно загоготали: это же надо быть таким наивным идиотом, чтобы пытаться вот так, на виду у всех, вынести деньги. Конечно, пакет тут же конфисковали. У Шпильмана был такой жалкий вид, что присутствующий здесь же окружной прокурор Клиф Герберг достал из конверта 100-долларовую купюру и протянул Мелу. Тот покорно взял деньги. Остальные полицейские посмотрели на Герберга с осуждением и даже негодованием. «Человеку негде даже ночь провести», — неловко оправдался прокурор.