Сергей Максимов - Очерки

Эти ловчие обучали искусству ловли непривычную к людям и домашней жизни птицу тем, что сажали ее в темное место, истощали ее силы, томили и изнуряли голодом, потом давали корм, выносили и мало-помалу приучали преследовать ту или другую породу дичи, на охоте сокола спускали с руки. Он бил птицу на лету, для чего сперва подтекал под нее, взгонял ее, потом сам выныривал позади вверх и внезапно ударял в птицу стрелой под левое крыло, всаживая большой отлетный коготь, и порол ее, словно ножом. Птица падала, сокол опускался на нее, перерезал горло и пил кровь. Ястреб птицу щиплет где ни попало, а кречет никогда не берет добычи с земли, не хватает ее и на полете. За это и за то, что он бьет сверху, — кречет считается самою ценною из всех ловчих птиц.

Бегая легким способом по лесным сугробам на лыжах, северные русские успели изобрести и иные способы пользоваться лесными богатствами, о присутствии которых лесные инородцы еще до сих пор не подозревают. Если все эти способы первобытны и самым решительным образом ведут на полное истребление лесов, тем не менее ими занято такое множество рук и сыто столько желудков, что нельзя пройти мимо них, не сказавши ни слова. В этом отношении особенная услуга оказывается сосною — самым господствующим деревом наших северных глухих лесов.

В начале весны, когда дерево начинает наполняться свежими соками, какой-нибудь шенкургский «ваган» сдирает кору до корня от того места, сколько позволит рост и достанет рука с топором. А так как крупные деревья повывелись, стало жаль остальных, то с мелких деревьев дерут кору с головы до пят, то есть с того места, где начинаются ветви, и до самых корней. Оставляется на створе ремень из коры только с северной стороны, от которой всегда ожидает тамошний человек всяких бед для себя. На этот раз север подсушит засоченное дерево — и весь труд пропал, незачем было и промокать до последней нитки на мокрых весенних прогалинах. «Засочка» кончается, когда кончаются взятые из дома съестные припасы и стало ломить плечи и спину. Ваган кладет свое клеймо. И еще не родился в тех местах тот человек, который смел бы не уважить чужой заметки, дерзнул был очищать чужой путик с надавленными рябчиками и куропатками, даже прикоснуться к той веревке, на которой нанизываются беличьи шкурки, забытые или оставленные до благоприятного случая в лесной кушне. Оставят там лодку и при ней шест — значит, чужая и нужная, проходи мимо. Подле одной такой лодки с сетями стояло весло, и незнающий человек захотел на него облокотиться — все прочие бросились его удерживать и все уверяли с клятвою, что примешь за это и грех и болезнь — стрелье в бок. В одной избушке все охотники перемерли от цинги, не успевши донести до дома довольно богатого мехового промысла и разных мелких вещей. Одиночки проходили мимо, грелись в избе — не трогали из оставленного ни пушинки и решились прийти сюда целой артелью. Она пересчитала все счетом до мелочи, оглядела со всех сторон и все изъяны и все, до последней крохи и шерстинки, доставила наследникам. Но довольно, чтобы не заговориться на этом свойстве северных русских людей, мимо которого, однако же, и пройти невозможно, к тому же, стало оно теперь мало-помалу становиться редким.

Засоченные деревья должны стоять на корню 2, 3 и 4 года, то есть чем дольше, тем прибыльнее, потому что каждый год заливаются новой серой, которая спускается из-под коры вниз по осочке и тут засыхает. В таком готовом состоянии деревья отрубаются от ветвей и корней и свозятся на место, называемое майданом. Здесь просмолившиеся чурки раскалывают и расщепляют на поленья, называемые смольем, которые и складывают в костры. Между тем готова яма около четырех аршин глубиною, и на дне ее стоит деревянный плотный ларь или дщан вышиной в полтора аршина. На края его плотно настилаются толстые доски, а посередине их вырубается круглое отверстие, к которому набрасывают и утаптывают покато землю и застилают сырой еловой корой, чтобы предохранить смолу от утечки. Когда эта застилка получит форму беструбной воронки, среднее отверстие покрывают двумя или тремя нетолстыми чурочками, на которые кладут круглый камень. Коль скоро огонь при сгорании костра дойдет до его подошвы и сожжет чурочки, камень падает на отверстие, запирает его и, стало быть, не допускает огня в ларь. Костер смолы от 10 до 20 маховых сажен курится в земляной печке 5–7 дней. Простуженную в ларе смолу разливают в продолговатые бездонные бочки, самими же сделанные из той же сосны, но узаконенного начальством размера вместимости. Хотя в торговле у архангельского порта ямной смоле предпочитается печная, за то, что первая жиже, но она тем хороша, что доступна для сидки всякому желающему, всякому крайнему бедняку (особенно в артелях). Есть топор и лопата — и довольно. Печная выкурка требует особенной печи, выгодной лишь там, где лес под руками, а ямы можно рыть на всяком месте, где удалось подсочить деревья.