Иван Забелин - Домашний быт русских царей в Xvi и Xvii столетиях. Книга первая

кормила и он сам не простирал своих видов дальше права на это кормление. Кормление вместе с тем условливало общее владение землею в княжеском племени и, следовательно, личную зависимость князя, хотя бы и великого, не только от родичей, но даже и от дружинников, потому что и те были участниками кормления и общинного владения землею, участниками в оберегании правды и в защите земли от врагов. Понятно, почему великий князь и для земства становился не более как кормленщиком, не главою земли, а главою таких же кормленщиков, вождем дружины; понятно, почему и отношения его к земству были так непосредственны и просты. В те простодушные века очень часто слышались на вечевых сходах оживленные речи и споры, в которых люди веча и князь высказывают какие-то братские, совершенно равные отношения. Не станем говорить о том, насколько в этих оживленных беседах обнаруживается сознательно выработанных определений жизни. Может быть, здесь в большей мере высказывается лишь простодушное и прямодушное наивное детство общественного развития, каким отличается вообще первое время в жизни всех исторических народов.

«А мы тебе кланяемся, княже, а по-твоему не хотим» — вот стереотипная фраза, которою выражалось несогласие с княжескими требованиями и притязаниями, выражалось вообще самостоятельное, независимое решение дела. «Тобе ся, княже, кланяем» значило то же, что «ты себе, а мы себе», что по-твоему не сделается. Князья с своей стороны людей веча не называют ребятами, а обращаются к ним с обыкновенным народным приветом: братье! братья моя милая! — взывает к новгородцам древний Ярослав, прося помощи на Святополка; братья володимерцы! — взывает князь Юрий, прося защиты у владимирцев; братья мужи псковичи! кто стар, то отец, кто млад, той брат! — восклицает Домонт псковский, призывая псковичей на защиту отечества. Все это речи, характеризующие древнейший склад княжеских отношений к земству, выясняющие тип древнего князя, каким он являлся в действительности, в народных понятиях и представлениях.

Какое неизмеримое различие этого типа от другого, который именовался впоследствии великим государем и к концу XVII ст. принужден был запретить земле, под страхом великой опалы, писать ему в челобитных: «Умилосердися, яко Бог» или: «Работаю я холоп ваш вам великим государем, яко Богу». Много нужно было времени, а еще более гнетущих обстоятельств, чтобы жизнь привела понятия массы к такому принижению. Новый тип созидался постепенно, шаг за шагом, под гнетом событий, под влиянием новых жизненных начал и книжных учений, его распространявших и утверждавших.

Несмотря, однако ж, на расстояние, которое отделило каждого земца от «пресветлого царского величества», несмотря на порядки быта, по-видимому, столько различные и чуждые преданиям древности, великий государь, при всей высоте политического значения, на волос не удалился от народных корней. В своей жизни, в своем домашнем быту он остается вполне народным типом хозяина, главы дома, типическим явлением того строя жизни, который служит основою экономического, хозяйского быта во всем народе. Одни и те же понятия и даже уровень образования, одни привычки, вкусы, обычаи, домашние порядки, предания и верования, одни нравы — вот что равняло быт государя не только с боярским, но и вообще с крестьянским бытом. Различие обнаруживалось только в большем просторе, в большей прохладе, с которою проходила жизнь во дворце, а главное только в богатстве, в количестве золота и всяких драгоценностей, всяких цат, в которых, по мнению века, несравненно достойнее представлялся всякий сан, а тем более сан государя. Но это был только наряд жизни, нисколько не изменявший существенных ее сторон, существенных ее уставов и положений и не только в нравственной, но и в материальной среде. Изба крестьянская, срубленная во дворце, для государева житья, убранная богатыми тканями, раззолоченная, расписанная, все-таки оставалась избою в своем устройстве, с теми же лавками, коником, передним углом, с тою же мерою в полтретьи сажени, сохраняя даже общенародное имя избы. Стало быть, жизнь во дворце, по существу потребностей, нисколько не была шире жизни в крестьянской избе; стало быть, тамошние начала жизни находили себе вполне соответственный, наиболее удобный приют в той же избе.

Самый титул царя: великий государь — может отчасти раскрыть, что новый тип политической власти вырос «на старом кореню». Первоначальное значение слова «государь» затемнено было, особенно в позднейшую эпоху, неимоверным распространением этого значения в политическом смысле, а вместе с тем заученными понятиями и представлениями о государстве и государе как отвлеченных теоретических идеях, о которых древняя наша действительность, почти до самой реформы, очень мало или и вовсе не мыслила. Только во второй половине XVII ст. мелькает мысль о вопчем народе, как говаривал царь Алексей, все еще считавший Московское государство своею вотчиною.

Читать дальше