Нина Жирмунская - Поэма Генриха Гейне Атта Троль

"Бесцельность" поэзии, которую Гейне обосновывает в дальнейшем ходе рассуждения относительностью и изменчивостью нравственных истин, предстает в цитированной выше строфе "Атта Троля" в одном ряду с такими исполненными глубокого смысла понятиями, как любовь, человеческая жизнь и мироздание. Эта окончательная редакция, опирающаяся на более развернутое рассуждение в "Романтической школе", ясно свидетельствует о том, что полемика с "тенденциозной" поэзией как либерального, так и консервативного толка отнюдь не означала для Гейне перехода на позиции "чистого" искусства, как их сформулировал впоследствии парижский друг Гейне поэт Теофиль Готье. Сам Гейне недвусмысленно выразил это в предисловии к "Атта Тролю": "… именно потому, что эти идеи неизменно предстают поэту в прекрасной чистоте и величии, неукротимый хохот охватывает его, когда он видит, как бестолково, грубо и пошло понимают их узколобые современники".

С этой же проблемой связана и пресловутая антитеза "таланта и характера", которая вновь приводит нас к Гете. Антитеза эта, впервые прозвучавшая в "Торквато Тассо", имела для драмы Гете структурно-организующее значение: противопоставление поэта Тассо ("таланта") и государственного деятеля Антонио ("характера") отражало трагическую внутреннюю раздвоенность самого Гете в первые десятилетия его веймарской жизни. Преодоление этой противоположности ценой самоограничения в обеих сферах, утверждение внутренней цельности и гармонии ценой "индифферентизма", о котором говорит Гейне в "Романтической школе", было яростно отвергнуто поколением 1820-х годов, прежде всего теми, кто не мог простить Гете его сдержанной позиции в эпоху национального подъема и борьбы против Наполеона. Об этом достаточно ясно сказал сам Гете в разговоре с Эккерманом (14 марта 1830 г.): "Я прекрасно знаю: для многих я как бельмо на глазу, и они охотно избавились бы от меня, а так как теперь уже нельзя нападать на мой талант, они нападают на мой характер".

Вспоминая об этой ситуации, Гейне писал в "Романтической школе": "Индифферентный пантеист сделался предметом нападок с противоположных сторон; выражаясь по-французски, против него заключили союз крайняя правая и крайняя левая, и между тем как черный поп колотил его распятием, неистовый санкюлот лез на него с пикой".

Когда Гейне писал эти слова в 1833 г., он не подозревал, что они окажутся пророческими, и он сам через несколько лет очутится в таком же положении. В 1846 г. это сходство представлялось ему уже совершенно очевидным — не случайно в предисловии к "Атта Тролю" всплывает слово "мятеж" (Emeute), которое он употребил в начале "Романтической школы", говоря о нападках на Гете.

Эволюция взглядов Гейне на проблему "талант — характер" может быть измерена эволюцией его отношения к Гете и его критикам. В ранней рецензии на книгу Менцеля "Немецкая литература" (1828) Гейне при всех почтительных оговорках по адресу Гете решительно заявлял: "Принцип гетевского времени, идея искусства, рассеивается, восходит новое время с новыми принципами, и, странно (…) оно начинается с восстания против Гете". В "Романтической школе", написанной сразу же после смерти Гете, звучит уже новая нота: "И вот, Гете умер, и странная боль охватывает мое сердце". В "Атта Троле" мимолетно мелькнувший в сцене дикой охоты образ "нашего Вольфганга" (глава 18) предстает уже в ином свете, в ином контексте — как образ "великого язычника", жизнелюбивого "эллина" в том значении, которое Гейне вкладывает в это слово. А критики Гете представлены совершенно недвусмысленной фигурой реакционного теолога Генгстенберга, осуждавшего Гете за "безнравственность". Антитеза "талант- характер", или — иначе выраженная "искусство — общественная борьба", уступает место другой антитезе — "эллины — назареяне", которая, начиная с книги "К истории религии и философии в Германии", приобретает все большее значение для Гейне. Фанатическая приверженность догме — религиозной или политической, аскетизм и жажда мученичества, нередко в позе, нетерпимость и узость воззрений, — эти черты составляют для Гейне понятие "назареянин", которое он не прикрепляет ни к определенному вероисповеданию, ни к определенной эпохе в истории человечества. Точно так же и понятие "эллин" включает (в главах 18 и 19 поэмы), наряду с "героями духа" Гете и Шекспиром, фольклорный образ феи Абунды, которая, "опасаясь назареян, целый день на Авалуне в безопасности проводит". "Назарейство" враждебно не только чувственным радостям, оно не приемлет и смеха, ему недоступно чувство юмора — эта тема развернута в главе 7, в патетическом монологе медведя, у которого смех как истинное проявление человеческой натуры вызывает негодование и ненависть.