Ксения Собчак - Против всех

Эта Россия снилась девочке Любе. И снилось ей, что Россия — это Европа. Вот бал, и вальс, и шлейфы, и жабо — словно это Версаль, а не Москва. Вот колонии пузырей и кубов, и кажется, что где-то в первом ряду близ Родченко и Малевича сидят Корбюзье и Дали. Вот наш европейский спутник, наш общий на весь мир Гагарин. А вон — на трибуне — наш Первый Европеец. И если ты, Россия, не Европа, то что же тогда Европа?

«Да, да, Европа, Европа, — отвечал Эрнсту чавкающий российский зритель. — Давай уже салют показывай, задолбал».

— Если про патриотизм — нам точно нужна эта Люба, — требовательно замахал руками Красовский.

— Люба в Вологде, и Люба теперь звезда. Везти ее сюда — бессмысленные траты, примерно как на сочинские олимпийские объекты. Может, подешевле ребенка арендуем? Ну хоть из школы Яны Рудковской.

— Нет, нельзя экономить на чувстве Родины. Если мы хотим научиться любить Россию, нам без Любы никак не обойтись.

— А мы, значит, покажем ей Россию? Станем для нее такими Вергилиями, а потом сразу отправим назад, в следующий круг?

— Вот все вы, иудеи, педерасты и прочая несогласная нечисть, считаете Россию адом, — вздохнул Красовский.

— Я, между прочим, очень люблю свою Родину, — торжественно произнесла Ксения. — И хотела бы любить ее как-то правильно, по-научному. Прежде чем показывать что-то девочке, мы с тобой сами должны поучиться. Сегодня — вот мне подсказывают — в Роспатриотцентре лекция Дугина.

— Нам прямо там и наваляют. По-научному, — покорно вздохнул Красовский.

За большим квадратным столом сидело человек сорок, еще столько же стояло по стенам, прижималось к батареям, толкалось в дверях.

Доморощенные Вергилии, извиняясь, прошмыгнули сквозь толпу и плюхнулись на зарезервированные для них места. Напротив сидела целая группа товарищей, которых в Киеве непременно приняли бы за титушек. Все они были одинаково острижены беззастенчивым бобриком, костяшки их пальцев рассказывали о постоянной борьбе их обладателей с мировой несправедливостью, в глазах таился ужас, что вызовут к доске.

Справа обосновалась группа отличников — тех, что похитрей. Один из них тут же принялся снимать гостей на айфон, другой задавал вопросы.

— Александр Гельевич, я из Высшей школы экономики. Но не пугайтесь, я с нормального, нашего факультета. Давайте поговорим с вами про вашу четвертую политическую теорию, особенно в той ее части, которая рассказывает о конце либерализма и постлиберапизме. О том моменте, когда либерализм перестает быть первой политической теорией, а становится единственной постполитической практикой. Вы вспоминали Хайдеггера и экзистенциальное бытие русского народа…

На этих словах Красовский уснул и, кажется, даже сладостно захрапел, потому что был разбужен пинком в бок, поступившим от какого-то полного пожилого патриота.

— Это все прекрасно, — вдруг оживилась Собчак, — но я вот тоже хочу задать вопросы, потому что у нас времени совсем немного.

— Что значит немного? — оживился полный пожилой патриот. — А на «Дом-2» свой хватало. Иди туда вопросы задавай.

— Ну все, сейчас навешают, — расстроился Красовский. — Стоило ради этого будить.

Толстяк так бы и продолжал свою гневную патриотическую песню, если бы из президиума ему не показал какой-то знак мужчина с эльфийскими ушами — видимо, начальник этого самого Роспатриотцентра. Увидев тайный знак, полный патриот запнулся на полуслове и принялся тяжело дышать.

— Спасибо, — невозмутимо продолжила Собчак. — Вот вы сейчас сказали, что русская мать прививает младенцу особую систему жестов и взглядов с экзистенциальной точки зрения. Скажите, а если не с экзистенциальной, а с простой, обычной точки зрения — считаете ли вы, что американская мать смотрит на своего младенца в люльке как-то по-другому, чем русская мать на своего?

— Абсолютно точно, — веско произнес Дугин. — Глубинные, ценностные установки американского младенца иные. Точно так же, если мы посмотрим на исламскую мать, она транслирует другое, индусская мать — третье, китайская мать — четвертое…

— Ну а взгляд-то у американской матери какой такой отличный от русского? — проснулся опять было начавший засыпать Красовский.

— Американская мать, например, все время улыбается. Все время. По поводу и без. А русская мать задумчива и спокойна. Улыбается только по делу.

— Скажите, — обратилась к маэстро женщина с видом Вики Цыгановой, — какой враг сейчас нужен России?