Мэтью Бжезинский - Казино Москва - История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма

Мы толпой ввалились в старый «Туполев» и стали втискиваться в его узкие, с многочисленными заплатами кресла. Похоже, советские конструкторы, проектируя салон самолета, взяли за образец дизайн чересчур уплотненных жилых домов. Поскольку мой рост превышал шесть футов, я был вынужден сложиться в гармошку и уткнуть свой подбородок между колен, чтобы уместиться в сиденье. Объемистый живот моего соседа растекся по подлокотнику и моему колену.

Из иллюминатора мне была видна какая-то закутанная фигура, сгребавшая снег с крыла самолета. Вероятно, так «Украинские авиалинии» боролись с обледенением. Лампочки в салоне моргнули и переключились в режим слабого света. Самолет, пошатываясь из стороны в сторону, вырулил на взлетно-посадочную полосу. Русские бизнесмены в это время оживленно болтали по своим сотовым телефонам, крича что-то в трубки и кляня статические помехи. Дородная стюардесса даже не пыталась заставить их замолчать, Скорее всего, по двум причинам: с одной стороны, вся электроника «Туполева» и другие его приборные системы были слишком примитивными, чтобы на них могли повлиять сигналы мобильных телефонов, а с другой – бизнесмены были не так воспитаны, чтобы реагировать на предупреждения бортпроводницы.

Когда самолет пробился через облака и вышел в черное звездное пространство над ними, мысленно я уже был в Москве. Прошло почти пять лет с тех пор, как я последний раз видел русскую столицу. Это было летом 1992 года, во время пика Великой депрессии, оказавшей разрушительное воздействие на всю Россию после подрыва советской империи изнутри. Тогда Москва была похожа на город, словно опустошенный войной. Ее улицы были забиты разваливающимися на ходу автобусами, а пыльные магазины пусты. Люди были озлоблены и производили впечатление оглушенных взрывом. Везде можно было видеть признаки кризиса. Рубль, который в советскую эру был равен доллару, неудержимо падал, постоянно подвергаясь стократным девальвациям. Свирепствовала бесконтрольная гиперинфляция. Цены, когда-то установленные государством, взмыли на такую высоту, что пенсионеры, которым посчастливилось накопить пятьдесят тысяч рублей на обеспеченную старость, теперь на эти сбережения могли купить себе лишь что-нибудь на обед.

В те дни Москва казалась мне такой, как я представлял себе Веймарскую Германию после Первой мировой войны – обманутой и подавленной. Почти невозможно было узнать в этом городе столицу бывшей супердержавы, внушавшей страх и благоговение еще несколько лет назад. Во время той поездки одна сцена мне особенно запомнилась. Вдоль всей небольшой улицы позади Большого театра и практически пустого огромного универмага ЦУМ плечом к плечу под ярким солнцем стояли пожилые люди и продавали свои личные вещи. Одна старушка сжимала в руках настольную лампу, другая на вытянутой руке держала пуховое одеяло. Какая-то бабушка в платочке предлагала зимнее пальто. Тарелки с отбитыми краями, потускневшее столовое серебро, поношенные одежда и обувь, старые транзисторные приемники и даже военные медали стариков – все это мне усиленно предлагали купить. Еще запомнилась одна женщина, ее образ глубоко врезался в мою память. Она была высокая и стройная, лет шестидесяти, возможно, когда-то очень красивая, а теперь выглядела жалкой и выцветшей, как и здания вокруг. Черное платье свободно висело на ее исхудавшем теле, в дрожащей протянутой руке была зажата всего одна подбитая мехом комнатная туфелька…

Командир по трансляции объявил о прибытии лайнера в пункт назначения. Я гадал, какие же перемены за прошедшие пять лет принес капитализм в Россию? В Киеве они носили маргинальный характер – в основном многочисленные отключения электроэнергии, перебои в подаче горячей воды и случающиеся время от времени эпидемии из-за нехватки шприцев для подкожных инъекций. Немногочисленные отряды представителей Запада, призванных взращивать первые ростки капитализма, пробивающиеся через украинский булыжник, влачили жалкое существование среди царящей вокруг разрухи. Однако я надеялся, что в Москве мне, по крайней мере, не нужно будет заранее кипятить воду, чтобы принять ванну.

Мы вновь вошли в облака. Валил такой снег, что я едва различал проблесковый огонь на конце крыла самолета. Наша старая птичка вздрагивала и издавала металлические стоны. Мы спускались в серую мглу, напоминающую войлок. Каких-либо признаков Москвы не было видно – ни шоссейных дорог, ни фабрик и заводов или близлежащих малых городов – ничего такого, что свидетельствовало бы о приближении к мегаполису с населением в десять миллионов человек.