Мэтью Бжезинский - Казино Москва - История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма

Моя далеко не гламурная берлога отражала мой низкий статус стрингера – журналиста, добывающего криминальные и другие подобные материалы, – который работал в европейском филиале газеты «Уолл-Стрит Джорнел». Таких журналистов, пожалуй, можно сравнить лишь с бейсболистами низшей лиги. Их посылают в провинцию, где они играют анонимно и мечтают прорваться в высшую лигу, что в моем случае соответствует попытке получить ту или иную штатную должность в московском бюро этой газеты. Можно себе представить, насколько я был далек от журналистского круга, если перед отправкой в Киев издатели дали мне такой совет: «Всегда напоминай читателям, что Украина – это страна, численность населения и площадь территории которой равны Франции». Ограничившись этим, они предоставили меня самому себе.

Мой некролог, вероятно, отразит такой перл издательской мудрости: «Журналист был убит в стране, численность населения и территория которой равны Франции». Как и всякое издание, наша газета, по всей вероятности, не может не учитывать и экономическую сторону своей деятельности, а потому в подобных ситуациях наши аналитики обычно говорят: «На обязательства, принятые новым правительством, не может повлиять смерть какого-то журналиста».

Мысли о скорой смерти крутились в моей голове в конце того злополучного дня, когда я убирал свою квартиру, пытаясь примириться со своими сожителями-мышами. Вынесенные мной во двор на переполненную помойку мусор и кухонные отходы в некотором смысле украшали ее центральную часть, и я мог видеть, как жильцы нашего дома с жадностью наблюдали за всеми перемещениями моего мусора. Можно предположить, что вскоре произойдет их бросок к моим отходам. Старожилы нашего дома знали, что я иностранец, и поэтому они всегда тщательно перебирали мой мусор, полагая, что в западном мусоре обязательно должны содержаться некие сокровища. Однажды я даже видел ссору между двумя старушками из-за пластикового пакета, в котором выносил мусор.

Этот пакет я получил в магазине при очередной покупке. Во всем Киеве есть лишь с десяток магазинов, где торгуют импортными товарами, и состоятельные люди охотятся за ними. Доступ к импортным товарам имеют только государственные чиновники и городские бандиты. В этих магазинах товар при покупке обычно упаковывают в фирменные пластиковые пакеты. Показаться на людях с подобным пакетом считалось престижным. Спор двух старушек из-за пакета едва не перешел в драку, а первопричиной всего был все-таки я.

Теперь продолжу о том, что произошло со мной в тот теплый весенний вечер 1996 года, когда на улице Горького цвели каштаны, а бездомные киевские собаки мирно грелись в лучах заходящего солнца.

Уборка квартиры была прервана пронзительным звонком от входной двери. Первая моя реакция – крайнее удивление, ведь дверной звонок не работал уже несколько недель. Потом я вспомнил, что на прошлой неделе заменил входную дверь после того, как, вернувшись из командировки в Крым, обнаружил, что вход в мою квартиру завален обломками, а линолеум в прихожей испачкан кровью.

Очевидно, хозяин моей квартиры снова был пьян и по случаю моего отъезда решил временно вселиться обратно. Это предположение было основано на том, что хозяина бесило совместное проживание с тещей и то, что она получала от меня плату за сданную квартиру. Перепутав ключи, он в пьяном угаре просто выбил входную дверь. Соседи послали за его сыном-подростком, чтобы тот забрал отца и вызвал «скорую помощь».

Я поклялся подыскать себе более безопасное жилье, рассматривая через глазок молодую женщину, стоящую на лестничной площадке перед моей дверью. Ей было слегка за двадцать – высокая, стройная как тростинка, с торчащими в стороны локтями и золотистыми волосами, уложенными сзади в строгий пучок. Цвет лица бледный, как у «книжного червя», а усталые глаза пристально смотрели на меня сквозь толстые линзы очков в черной оправе.

– Я уже звонила вам раньше насчет учебников, – вежливо прощебетала она.

Как и большинство украинцев, она говорила по-русски. После трехсотлетнего кремлевского правления Украина стала по-настоящему независимым государством, хотя все еще ощущала себя русской провинцией с недоразвитым чувством собственной державности и суверенности и не имела понятия о том, как управлять своими делами. Небольшая часть украинцев была серьезно озабочена состоянием украинского языка, если не считать беззубых крестьян в горных районах Карпат, язык которых представляет собой весьма живой и ритмичный диалект, заимствовавший словарный запас у своих традиционных землевладельцев из Польши и России.