Елена Съянова - Десятка из колоды Гитлера

Но это было бы еще ничего! Гесс не знал, что в поездках по клиникам Маргариту сопровождают личный врач фюрера Карл Брандт и энергичный рейхсдоктор Леонардо Конти, глава Имперского министерства здравоохранения, отвечающий, по распоряжению Гитлера, за программу «эвтаназии», или «легкой смерти», в рамках которой нацистское государство должно было избавиться от обременительного груза содержания неполноценных, неработоспособных людей.

Конти тогда сказал Маргарите, что ее поездка по сумасшедшим домам «очень своевременна», потому что… И он подробно рассказал ей всё о готовящихся «медицинских проектах», предполагаемых опытах на людях и многом другом, отнюдь не считая нужным скрывать что-либо от сестры и жены (Роберта Лея – Е. С.) верховных нацистских вождей. (Приложения 1, 2.)

Так Гесс и не узнал, что его сестра уже в тридцать восьмом году заглянула на адскую кухню гитлеровского режима.

Оттого, быть может, и появится в приведенном выше отрывке одного из ее последних писем брату это немыслимое для верующего человека – «где все мы не будем прощены».

Сразу выскажу мысль, которую готова отстаивать: среди человеческих чувств есть одно, не поддающееся реанимации. Раз прервавшаяся «энцефалограмма» в этом случае останавливается навсегда. Это чувство – сострадание.

«…Мне никогда не забыть документальное свидетельство о еврейской семье, которая будет убита: муж, жена и дети на пути к смерти. Они и сегодня стоят у меня перед глазами.

В Нюрнберге меня приговорили к двадцати годам тюрьмы. Приговор военного трибунала, сколь ни ущербно в нем воспроизводится история, попытался также сформулировать некую вину. Наказание… положило конец моему гражданскому бытию . Но увиденная картина лишила мою жизнь внутреннегосодержания , и действие ее оказалось более длительным, нежели приговор».

Эти слова из предисловия к «Воспоминаниям» Альберта Шпеера всегда подавались как возобновленная энцефалограмма сострадания человека, долгие годы проведшего со своими воспоминаниями в окружении теней из прошлого.

А вот какой фразой Шпеер завершает свои мемуары:

«Ослепленный, казалось бы, безграничными возможностями технического прогресса я посвятил лучшие годы жизни служению ему. В итоге меня постигло горькое разочарование».

Итак: в прологе воспоминаний – «еврейская семья, которая будет убита», что лишило жизнь автора «внутреннего содержания»; в эпилоге – разочарование в служении техническому прогрессу. Вывод (его так или иначе делают все пишущие о Шпеере): если смерть (убийство) еврейской семьи необходима для технического прогресса, то… то выходит уже не Шпеер, а прямо-таки Достоевский, отрицавший большое общее благо, если в его фундамент замуровано хотя бы малое частное зло. А если так, то грешник должен быть прощен?

Но, занимаясь личностью Альберта Шпеера, я все же надеялась, что этот человек, так или иначе, но проговорится на сей счет – сам или с помощью своих «коллег» – и выдаст тот вывод, который он действительно для себя сделал.

А кто ищет, тот многое находит.

Автобиографиям можно верить лишь частично. Автобиографиям нацистов нельзя верить вообще – я повторяю это и буду повторять. Автобиографии нациста Шпеера можно верить с точностью, используя расхожее выражение – «до наоборот». Тем не менее, было время, когда многие историки нацизма провозгласили мемуары Шпеера «обширнейшим источником информации» с «точными датами, цифрами», «глубоким психологическим анализом исторического фона» и т. д. Хороша была бы история, переписанная по-шпееровски!

Что же мы знаем о нем доподлинно? Его рождение, его семья, детство, учеба, молодые годы… Что здесь выдумано, что перевернуто – говорить не стану, поскольку сочинять о личном волен каждый пишущий. Ограничусь сухими данными из энциклопедии:

Шпеер Альберт (19.03.1905, Мангейм – 01.09.1981, Лондон). Сын известного архитектора. В 1923 году поступил в Высшее техническое училище, продолжил учебу в Берлине. В 1927-м – диплом архитектора. В 1931-м году вступил в НСДАП (партбилет № 474481). Взлет карьеры начался с одобренного Гитлером проекта оформления партийного съезда в Нюрнберге в 1933 году. Затем успешная перестройка берлинской резиденции фюрера. С этого момента Шпеер считается «личным архитектором фюрера»…

Стоп! Вот пример характерной «дезы», которую Шпеер умудрился запустить даже в свою бесстрастную официальную биографию. Хотя в данном тексте все верно: «считается» значит «считает себя». А дело в том, что в 1934 году Шпеер был назначен начальником отдела «Эстетики труда» Трудового фронта. Его руководитель Лей сказал Шпееру буквально следующее: «Вы прирожденный халтурщик, герр Шпеер, но работаете быстро. Меня это устраивает. К первому мая вы должны все заводские помойки переделать в скверы и цветники». «Яволь!» – ответил Шпеер. Прямое тому доказательство – протокол заседания руководства Трудового фронта от 4 марта 1934 г. Шпеер справился, после чего и получил назначение. Любимым же, и после смерти оставившим за собой звание «личного», архитектором Гитлера был Пауль Троост (1878 года рождения). Шпеер потом часто лишь руководил реализацией его проектов. В 1934 году Троост скончался. И сам Шпеер пишет в своих и «Воспоминаниях», (серия «Тирания», 1998 г.): «Смерть Трооста стала тяжелой утратой и для меня. Между нами как раз начали складываться близкие отношения, от которых я ждал для себя много полезного, как в человеческом, так и в архитектурном смысле. Функ, в то время статс-секретарь Геббельса, был другого мнения; в день смерти Трооста я встретил Функа в приемной его министра (Геббельса) с длинной сигарой посреди круглого лица: “Поздравляю! Теперь вы стали первым!” Мне было тогда двадцать восемь лет».