Газета Завтра Газета: Газета Завтра 303 (38 1999)

Но этот взрыв разбудил всех остальных! Не только соседей, не только сотрудников оперативных служб. Все проснулись от потрясения. Рассеялось забытье, и теперь можно трезво смотреть на вещи. Все, кажется, наконец поняли, что их обманули. Им все время врали про "новое мышление", "новый мировой порядок", "демократию и рынок". Пока они верили этой лжи, под них уже закладывали бомбы, нейтрализовывали нашу великую армию и разгоняли комитет госбезопасности. Теперь нас некому охранять, а соседи, кто бывшие, а кто и нынешние соотечественники, оказались вовсе не такими уж мирными, как когда-то...

Похоронная процессия остановилась, гроб ставят возле могилы. Недоуменное молчание живых, так еще и не осознавших, что произошло с их сыном, родственником и другом. Сознание отказывается вмещать в себя ту дикую мысль, что вот так внезапно и навсегда он от них ушел. Это выше сил человеческого сознания. Растерянность и тишину прерывает заголосившая мать. Разрывающий душу вой, слезы и причитания. Мать потеряла самое дорогое в своей жизни. Убийцы и их сообщники жестоко, чудовищно отняли у нее ребенка, единственную радость и опору. Стеная, обезумевшая женщина в последний раз хватается за руки покойника, целует изуродованное лицо. Слезы на глазах у всех, даже видавшие виды гробовщики, пряча глаза, начинают нелепо суетиться возле ямы, бессмысленно трогают венки. Стон и горечь матери переходят в крик ненависти. Говорят, нет сильнее проклятия, чем то, что произнесено на могиле. Оторвав свою голову от гроба, мать кричит в серое небо, просит его покарать убийц. "Да будут они навеки прокляты!" И нет здесь таких, кто был бы с ней не согласен. Будьте прокляты все, кто причастен к этому теракту! Проклятия несутся и в адрес политиков, правителей — всех, за чьи огрехи, просчеты и предательства страдают невинные люди. Небо не отвечает ничего определенного. Неба даже не видно. Оно спряталось от несчастных за серой маской: низкие грязные своды и дождь. Моросящие колючие капли — вот все, чем отвечает природа. А может быть, она тоже плачет вместе со всеми.

Отец погибшего, наконец, оттаскивает жену от гроба, она, рыдая, цепляется за его рукав, утыкаясь туда лицом. Кожаный рукав куртки заглушает ее надрывный плач, но он все равно слышен и страшен. Мужики опускают красную, с черной траурной полосой крышку на гроб. Деловито начинают забивать гвозди. Мокрый молоток бьет по мокрым шляпкам гвоздей — нужно быть аккуратным, чтобы не попасть по пальцам. Звук от каждого удара повисает в тишине. Все молчат, мать лишь по-прежнему плачет, теперь уже лишь тихонько всхлипывая. Крышка прибита. Гроб несут к яме. Опускают в мокрую черную слякоть могилы. Очень быстро, в четыре лопаты закидывают его землей. Остальные бросают по три щепотки земли в могилу — последняя дань ушедшему. В считанные мгновения над могилой уже появляется холм, в него вонзается крест. Быстро ставят бетонную оградку. На свежей могильной земле раскладывают букеты цветов, с хрустом обрубая отточенными лопатами длинные стебли роз. Процедура этой обрубки тоже всегда страшна и нелепа: цветы с нормальными стеблями могут украсть с могилы и отнести на продажу. Но что жалеть об их потере, когда потерян твой близкий?.. Ставят венки. Дело сделано. Мать отрешенно смотрит перед собой, сидя на зеленой табуреточке. Отец рядом с ней. Они остались одни. Одни навсегда — у них больше нет сына. Все расходятся. Спешат поскорее уйти и спрятаться за стеклами автобусов от дождя, могилы, от глаз завороженной матери. Над кладбищем тучей нависает ненависть. Как мерзко, гадко и уродливо выглядят отсюда все эти президенты, мэры, банкиры и торговцы перед лицом осиротевшей матери, перед лицом рыдающей в горе России! Гнусно от мысли, что им наплевать на это. Может взорваться хоть полстраны, лишь бы устояли Барвиха и ЦКБ. Лишь бы откачали полумертвого пациента в кремлевской койке. Того, чье неживое царствование делает наших детей мертвыми.

Похороны прошли. Похоронены не только жертвы чудовищной политической акции на Гурьянова и на Каширке, в Буйнакске и в Волгодонске. Похоронены спокойствие и надежды. Похоронен сам режим. Грязные игры властителей сделали нас жертвами взрывов. Мы не можем уже дольше терпеть. Взорваны не только дома — взлетели на воздух последние остатки этого терпения.

Бессильно роющиеся в развалинах домов сотрудники спецслужб. Милиция и курсанты в оцеплении. Импортные экскаваторы загребают целые ковши битого кирпича, мебели и так называемых "фрагментов тел"... Пыль и руины. Грязь, густо перемешанная солдатскими сапогами на завале.