Александр Пушкин - Переписка 1826-1837

Это термин моего изобретения; но гения не изобретешь.

Он [рож[дается] [?]] появляется под влиянием своей звезды и продолжает жить в потомстве.

Весь ваш С. Глинка.

I вписано.

Переделано из по

с ними переделано из их

и проч., и проч.

в вечеру переделано из час[ов]

маленького утешения.

и т. п., и т. п., и т. п.

следовательно.

рондо.

Так в подлиннике

и т. д.

Переделано из: вспрысните.

Неизвестною рукою переделано: в Симбирской губ. и приписано: в Корсунь.

Милостивый государь.

Я вам бесконечно благодарен за ваше письмо и ваши похвалы. Все бранили мой перевод: его находили неточным, многословным, прозаическим, неверным; и я сам был того же мнения: теперь же, когда мэтр высказался, все находят мой перевод точным, сжатым, поэтическим и верным. Удивляюсь метаморфозе. Это происходит с людьми, как и с вещами. Я некогда знал маленького человечка, совершенную посредственность, но полного самомнения, честолюбивого, желчного, с тщеславием детским и смехотворным; посредством интриг, плагиатов, низостей и подлостей, ползая и пресмыкаясь как улитка, он пробрался в светоносные сферы, где орел устраивает свое гнездо. И с тех пор все — ну им восторгаться и восхвалять заслуги, дарования, добродетели, могущество пигмея, облеченного в великолепную эфирную мантию. — В один прекрасный день некий злой шутник приподнял полу таинственной, волшебной мантии, и показал миру жука, ползающее насекомое, таким, каким природа-мать его сотворила. Иллюзия мигом исчезла и уступила место правде; и стоило бы вам посмотреть, как с той же минуты все те, кто недавно пресмыкался у ног мужа света и разума, поднялись против него, стали над ним издеваться, насмехаться, освистывать его, забрасывать грязью.

Но, одобряя мой перевод, вы мне советуете, милостивый государь, не отдавать его в печать. Повинуюсь вам, но лишь временно. Я послал одну копию его моему брату в Бельгию, и другую — моему отцу, во Францию, как делаю со всеми документами моего дела; но со специальным условием ничего не печатать без моего распоряжения.

В тех чрезвычайных обстоятельствах, в которых я нахожусь, я счел необходимым принять эту меру предосторожности; таким образом, если мне не удастся добиться справедливости, которой я требую, — живым или мертвым, я буду отомщен путем опубликования этого сплетения несправедливостей, насилий и низостей, жертвой которых я являюсь уже столько лет.

Посылаю вам при сем копию пасхального яичка, отправленного мною моему начальнику, моему покровителю, господину министру народного просвещения; и прошу вас принять выражение моих чувств уважения и признательности.

Честь имею быть, милостивый государь, ваш нижайший и покорнейший слуга, Альфонс Жобар.

Москва, 17 апреля 1836.

Вот моя трагедия и отрывок, который я для вас предназначаю, если вы его одобрите. Присоединяю к этому еще лирическое стихотворение, отданное мною Карлгофу для его альманаха, но которое я могу взять обратно в случае, если оно вам понравится, потому что альманах этот, говорят, не выйдет в свет. Кажется, я наперед знаю ваше мнение об этой пьесе: вы скажете, что она чересчур уж немецкая! Я замышляю статью столь же странную, как и статья о рифме; я ничего вам о ней не скажу; напишу ее, принесу к вам — и мы вместе над ней посмеемся.

Весь ваш!

Розен.

19 апреля 1836.

P. S. Я еще не прошелся в последний раз по моей трагедии; поэтому будьте снисходительны к небольшим пятнышкам, которые исчезнут под самодержавным ножом. Я не перечитывал моей пьесы с тех пор, как переписал ее начисто: хочу, чтобы она стала мне совсем чужой для того, чтобы я мог лучше судить о ней. —

Так в подлиннике.

а заставляют меня покинуть Тверь на несколько дней. Считаю своим долгом предупредить вас об этом и прошу вас сообщить ваши условия относительно нашей дуэли подателю этой записки и моему секунданту князю Н. Козловскому.

Имею честь быть, милостивый государь, ваш покорнейший слуга

Граф В. Соллогуб.