Алексей Боровой: Власть

Общественная власть так же стара, как само общество.

Самые ранние первобытные и тотемические общества знали уже те или другие формы организации, построенные на началах авторитета и подчинения, господства и зависимости, и, следовательно, были властническими обществами. Совместное существование людей, ибо последних в изолированном состоянии исторически мы не знаем, предполагает определенную иерархию отношении на почве борьбы за существование общего труда в целях разрешения продовольственных задач и выращивания новых поколений.

Двусторонний процесс, каковым является властеотношение, естественно предполагает защиту интересов обеих сторон, хотя бы и неравномерную, в смысле личного ощущения — стороны властвующей и стороны подчиняющейся. Вождь, глава пользуется авторитетом моральным и максимумом бытового материального благополучия. Подвластные, подчиненные, подданные, добровольно или недобровольно признавшие своего вождя, поддерживая его во всех его жизненных предприятиях своим численным весом, трудом, накопленным имуществом, ждут от него специфических услуг общежитию. Подвластные нередко бывают тем суфлером, которые нашептывают своему вождю предприятия, которые после нередко засчитываются ему в собственные подвиги, личные заслуги, за которые ставятся ему памятники, упрочивается его династия и т.д. Но, как бы ни было, служба вождя необходима, вождь без заслуг немыслим. Чистая деспотия, царство ничем не ограничиваемого произвола и удовлетворение только личных вкусов и мечтаний вызывают переворот, революцию. Подвластные выносят корысть, тупоумие, разврат до тех пор, пока убеждение хотя в некоторой полезности шефа разделяется огромным, видимым и весящим большинством подчиненных. Когда обман становится ясен большинству, власть падает, каким священным ореолом она ни была бы окружена вначале. Таким образом, удовлетворение по крайней мере основных потребностей подвластных властью является необходимой предпосылкой ее существования. Власть, бессильная удовлетворять признанные потребности в силу ли истощения материальных ресурсов, утраты личного влияния, образования корыстного, эксплуатирующего ............ (слово написано неразборчиво в рукописи) , несоответствия между ростом потребностей и ростом возможностей их удовлетворения, устраняется.

Анархическое мировоззрение — арелигиозное по существу — борется со всеми формами и пережитками фетишизма в человеческом обществе.

Анархизму любая форма человеческого рабства невыносима. С одной стороны, он разоблачает до конца фетишистские образования, какова бы ни была их природа, вскрывает атавистический характер обычных представлений о власти, с другой — на основании осознания большинством трудящихся недопустимости отношений господства и подчинения и непрерывных успехов технической стороны трудовых процессов конструирует тип организации безвластного общества.

1. Разоблачение фетишистской природы большинства наших общественных образований и борьба против них практически представляют огромные трудности, на первый взгляд неодолимые.

Сознание современной, даже свободолюбивой, личности является глубоко загипнотизированным гипотезами и фикциями, возникшими в историческом процессе в силу их относительной полезности.

Каждый человек как член определенной общественной организации уже фактом своего рождения и необходимости дальнейшего симбиоза автоматически приобщается к огромному фонду накопленных предшествующими поколениями опыта, навыков, верований, утверждений, воспитывающих его характер, защищающих его интересы, направляющих его волю.

Естественно, у каждого члена общежития вырастает бессознательное уважение к закристаллизовавшимся формам взаимоотношений, искусно служащим его интересам и представляющим наиболее выгодные равнодействующие из возможных решений и непосредственной практики. К тому же отобранный опыт защищается рядом специальных учреждений, не только действующих в плане психического воздействия, но и грозящих прямым насилием — физическим принуждением.

И вот под влиянием разнородных чувств, вырастающих на почве существенно вынужденного симбиоза — стадности, заинтересованности, благородства, страха, вырастает глубокий консерватизм — сложное, неопределенное, но вполне достаточное для определения личных актов, благословенное чувство, инстинктивно передаваемое от поколения к поколению, подсекающее в корне любую попытку восстать против общей, реально неосязаемой, но объективно достоверной, всеми равно чувствуемой силы. При этом силе этой в представлении ее участников дарована долгая, если не вечная жизнь, в то время как подлинные творцы и реальности рождаются, живут и умирают, подобно ефемеридам.