Глеб Елисеев - От Морозова к Фоменко

У современной "новой хронологии" был предтеча, о трудах которого критики академика А.Т.Фоменко и его "сотоварищей" иногда забывают. Это Николай Александрович Морозов. В советскую эпоху о нем было принято уважительно писать "народоволец" и "ученый-энциклопедист". Не знаю, насколько труды Морозова в области естественных наук действительно являются значимыми. Просто не компетентен в этом вопросе. Но вот в сфере "гуманитаристики" его можно назвать только "выдающимся лжеученым".

К тому же, в первую очередь, Морозов был не деятелем науки, а настоящим террористом, боевиком, вроде тех негодяев, что взрывали дома в Москве в 1999 г. Сын ярославского помещика, он рано примкнул к революционному движению, был членом сначала "Земли и воли", а затем - еще более экстремистской "Народной воли". Морозов принимал участие в подготовке нескольких покушений на императора Александра II и только то, что он был арестован еще до цареубийства 1 марта 1881 г., спасло его от виселицы. Вместо этого террориста приговорили к пожизненному тюремному заключению. При этом жесткий в начале тюремного срока режим был довольно быстро смягчен, и Морозов смог заниматься научной деятельностью.

Но на идею пересмотра хронологии всемирной истории Морозов наткнулся совершенно случайно. В самом начале заключения ему одно время не давали ничего, кроме религиозных книг. Морозов вновь, после долгого перерыва, прочитал Библию и решил заняться ее критикой. Но, чтобы это не вызвало подозрений, он лицемерно изобразил, что будто бы заинтересовался православием и стал откровенно обманывать добродушного тюремного священника. Сам Морозов позже описывал этот эпизод из своей тюремной биографии так: "Я... через несколько месяцев прошел весь богословский факультет. Это была область еще совершенно неведомая для меня, и я сразу увидел, какой богатый материал дает древняя церковная литература для рациональной разработки человеку, уже знакомому с астрономией, геофизикой, психологией и другими естественными науками, и потому не сопротивлялся и дальнейшим посещениям священника, пока не перечитал все богословие, а потом (уже в Шлиссельбурге) перестал принимать его, как не представляющего по малой интеллигентности уже никакого интереса, и тяготясь необходимостью говорить, что только сомневаюсь в том, что для меня уже было несомненно" [1] Деятели СССР и революционного движения России: энциклопедический словарь Гранат. М., 1989. С. 172 .

Неожиданный "скачок мысли", подтолкнувший Морозова к пересмотру датировки всеобщей истории, произошел под воздействием нескольких причин. Здесь было и привычное интеллигентское антихристианство, и подсознательное стремление хоть как-то "отомстить" окружающему миру. Писатель Ю.К. Олеша, одно время увлекавшийся идеями бывшего "народовольца", так написал о психологических побуждениях Морозова-заключенного: "Ах, вы меня лишили мира? Хорошо же! Вашего мира не было!".

Но, с моей точки зрения, важнее было другое умонастроение Николая Александровича. Морозов с детства был склонен к мистическим переживаниям, и вообще к неоформленной религиозности пантеистического толка. Он вспоминал об этом в мемуарах: "Любовь к природе была у меня прирожденной. Вид звездного неба ночью вызывал во мне какое-то восторженное состояние" [2] Морозов Н.А. Повести моей жизни. М., 1961. Т.1. С. 40 . Еще ярче такие настроения описаны Морозовым в 1-ой главе его книги "Откровение в грозе и буре": "Неодушевленных предметов не было совсем: каждое дерево, столб или камень обладали своей собственной жизнью и могли передавать друг другу мысли... Каждое произнесенное слово или звук не были простыми сотрясениями воздуха, а особенными, быстро исчезающими невидимыми воздушными существами, которые зарождались в груди произносившего их человека" [3] Морозов Н.А. История возникновения Апокалипсиса. Откровение в грозе и буре. М., 1991. С.6 . Этот стихийный пантеизм Морозова был глубоко чужд духовной строгости православия, осуждающего "мистические восторги" как одно из возможных проявлений "прелести". А вот для Николая Александровича мистические переживания, видимо, были единственно ценным, что он мог бы найти в религии.

При этом бывший "народоволец" недвусмысленно отождествлял свои чувственные переживания с пророческими видениями апостола Иоанна Богослова. Например, рассказывая о видении из 1-ой главы "Апокалипсиса", Морозов вспоминает о собственных наблюдениях за солнцем и облаками во время одной из гроз: "Но вдруг я остановился как вкопанный, выведенный из своей задумчивости резкой и неожиданной переменой в освещении окружающего ландшафта и поразительной картиной в облаках.