Литературная Газета - Литературная Газета, 6632 (№ 08/2018)

Будьте уверены: если б не перестройка, до конца своих дней эти люди продолжали бы петь осанны режиму, и дальше получая ордена, звания, премии.

Они не просто плевали на свои цепи, а ещё и верноподданно их вылизывали. Но вдруг ветра неожиданно задули в другую сторону…

Начиналось всё вполне благопристойно – с «Детей Арба­та», «Белых одежд» и ахматовского «Реквиема», а закончилось – реквиемом по ушедшей стране.

«Именно литература и искусство свернули на антисоветскую сторону многие доверчивые мозги, – искренне винится теперь Юрий Поляков. – Это были мощнейшие «антисоветики» (по аналогии с антибиотиками), убивающие в сердцах всё социалистическое».

И далее: «Можно только удивляться тому, как чёрная плесень самоненависти поразила в те годы огромную часть общества, включая и автора этих строк».

О чём-то подобном размышлял на склоне лет и кумир советской интеллигенции, классик отечественной литературы Виктор Астафьев:

«Ни при каком застое никто не лгал так беззастенчиво и самозабвенно, никогда не было столько агрессивности и злобы, как в журнальных и газетных статьях концах 80 – начала 90-х годов… И, что обидно, не только записные горлопаны, но и писатели, причём писатели с именами, позволили втянуть себя в дешёвую политическую борьбу…»

Сам Виктор Петрович, а уж тем более Поляков – тоже немало сделали для расшатывания устоев; перестроечные книги последнего («Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Работа над ошибками», «Апофегей») вообще имели эффект разорвавшихся бомб, ибо вскрывали закрытые прежде темы – армейскую дедовщину, бездуховность школы, комсомольско-партийный карьеризм. В том похмельном разочаровании, которое охватило страну в конце 1980-х, есть и его изрядный вклад.

Однако Поляков – вслед за Астафьевым – по крайней мере это хоть осознаёт, грустно признавая, что рассчитывал совсем на другой результат. Большинство же их бывших товарищей по оружию – буревестников перемен – никакой вины за собой не видят, продолжая гордиться, что спасали родины от красной чумы. Многие и сегодня остаются в строю, всячески подбадривая и поддерживая антипутинскую оппозицию.

Шевчук, Макаревич, Басилашвили, Сокуров, Ахеджакова, Гербер, Фатеева – все эти моральные авторитеты и иконы оппозиционного стиля родом оттуда: с демонстраций и митингов «СССР – тюрьма народов», рок-концертов «Мы хотим перемен», из программы «Взгляд» и журнала «Огонёк».

Под улюлюканье этих мастеров одну страну мы уже профукали. Настал черёд страны нынешней…

От редакции: Публикацией отрывка из книги А. Хинштейна «ЛГ» начинает дискуссию о роли интеллигенции, и шире – «образованного класса», в русской истории. Приглашаем авторов и читателей, историков и публицистов к обсуждению этой острой и многогранной темы.

Последний из огненных

Литература / Литература / Век

Сорокин Валентин

Теги:Василий Фёдоров

Исполнилось 100 лет со дня рождения Василия Фёдорова

Поэты моего поколения, русские поэты, в юности, как снегириные гроздья, стаями налетали и, перекликаясь, звенели вокруг Василия Фёдорова. Доступный, порывистый, он поднимал над нами седую косматую голову и, взмахивая руками, сам вместе с нами летел...

Мы видели в нём смельчака, срастившего «распиленный» ствол национального древа поэзии: от Павла Васильева и до нас – рубка, щепки кое-где мелькали, а часть ствола уложена в шахтах Магадана и Певека. Мы, русские поэты, и сейчас это ощущаем – утрату «плотности» слова на поле воображения. Причина – уничтожение поэтов, заметных и перспективных, в поколениях.

В шестидесятые годы трагический фёдоровский афоризм пронзил нас и заставил повернуться лицом к пережитому:

Почему сыны твои, Россия,

Больше всех на свете водку пьют.

Почему?

Не надо удивляться.

Наши деды по нужде, поверь,

Пили столько, что опохмеляться

Внукам их приходится теперь.

Верящий в доблестную державность родного народа, Василий Фёдоров служил ему, болезненно реагируя на ложь и схоластику новоявленных лидеров, бессовестно предающих страну.

У него не было «Василия Фёдорова»: сам поднимал себя и сам унимал собственную боль и тоску по счастью, отобранному у него и у его народа. Превозмог себя и встал рядом с Есениным и Твардовским, встал – с горечью во взгляде и с вещим страданием в сердце.