Лиля Гурьянова - Мертвая зона. Города-призраки - записки Сталкера

От наружного осмотра приходится отказаться – пошел мелкий дождик, и мы решаем побродить по лестничным клеткам. На некоторых дверях надписи угрожающего характера. Бывшие владельцы покинутых квартир письменно грозят потенциальным мародерам страшными карами. Как естественного происхождения – «будете отвечать по закону», – так и мистического (на некоторых дверях мелом начерчены православные кресты). Совершенно очевидно, что, несмотря на отчаянность положения, люди в глубине души надеялись вернуться.

Все перечисленное неприятно поражает глаз. Слух же постоянно находится в напряжении. Я все время пытался услышать хоть какой-нибудь природный звук. Но глухо: не считая индустриального громыхания железа и по-деревенски звучных скрипов немногих оставшихся деревянных дверей и рам, не слышно ничего. Такая гнетущая тишина держит в напряжении. Животных и людей нет – это понятно. Но где же завывания ветра? Где хотя бы шелест травы, заполонившей все вокруг? Где, наконец, птицы? Совершенно точно констатирую – тишина в Кадыкчане стоит противоестественная. Насчет всего остального – призраков и видений не наблюдалось, а вот по поводу звуков заявляю со всей ответственностью: в городе что-то не так. Вот когда холодком за шиворот вползают жуткие Филины страшилки по поводу местной версии названия города. Привет от Фили, будь он неладен.

И последнее. Когда мы наткнулись на этот… эти… это сооружение, солнце уже зашло за облака, но сумерки еще не опустились на Кадыкчан. И слава богу, а то я мог бы подумать, что сошел с ума. А так ясно видимые очертания придали сооружению черты гротеска. Теперь напрягите воображение. Вам понадобятся все его запасы, которые только найдутся, и представьте себе длинный ряд деревянных дверей. Обычных входных дверей, их штук двадцать только по фасаду. Да-да, имеются еще и торцы. Там дверей меньше. Двери не покрашены и держатся с помощью совершенно непонятного принципа – то ли они сколочены между собой, то ли… а кто его знает. Сверху этого сооружения возведен гибрид курятника и голубятни, маленькая будка, я бы сказал, одноместная кабинка, тоже собранная из дверей. И все это в чистом поле на фоне необъятного колымского горизонта. Даже Сальвадору Дали такой сюжет не приснился бы. А тут – реальность. Кто? Зачем? Непонятно. Но от сооружения заметно веет безумием.

На этой оптимистической ноте осмотр города Кадыкчана заканчивается. Мы возвращаемся к стоящему на приколе «козлу» и достаем оттуда ужин и спальники. При мысли, что в этом месте мне придется ночевать, начинают ныть зубы. Не то чтобы я боялся – ничто из увиденного за день не располагает к этому чувству, но… как бы это поточнее сформулировать? Пожалуй – неприятно. Расплывчато, но как передать наши общие ощущения вернее, я не знаю. Завтра мы проделаем обратный путь, который (как водится) покажется нам заметно короче дороги сюда. Я никогда больше не увижу разрушающийся Кадыкчан, чему я в глубине души рад. И мне кажется, что город знает об этом. Вот только я никак не могу уловить ответной реакции, хотя Кадыкчан от меня тоже наверняка не в восторге.

Ужинаем мы быстро, молча. Интуитивно откладывая обсуждение увиденного на завтра, послезавтра, на потом. Молчит даже Филя, нагрузивший «козел» Василия почти до отказа своим металлоломом. Грустно.

«Все проходит», – сказал древний мудрец. Мы все об этом знаем, но ужасно не любим, когда нам об этом напоминают, да еще в такой образной форме. Остается единственное утешение. «И это пройдет», – утешаю я свою печаль.

Долгое время после приезда из Кадыкчана я просыпался по ночам. Просто лежал, смотрел в потолок и представлял себе ночной пустынный город, окруженный необозримым пространством. Как медленно, но неуклонно растет по ночам трава, как хлопают от редкого порыва ветра незаколоченные двери. Как шелестят страницами немногие оставшиеся книги, фотографии и газеты. И мне не было жутко, мне было очень спокойно в эти странные моменты ночных бдений. То, что пугало меня в Кадыкчане, пока я там находился, вдруг стало казаться мне совсем другим. Величественным, что ли, или скорее «величественно-печальным». Вспоминая город, я не мог понять, почему невольно страшился разрушающихся домов, почему боялся тишины, накрывшей город, как стеклянный купол. Теперь мне уже казалось, что нужно было оказаться слепоглухонемым, чтобы не заметить завораживающей красоты города.

Некоторое время я размышлял: что же такого привлекательного я мог найти в Кадыкчане? Найти и даже этого не заметить. Ведь пока я пребывал в самом городе, он совершенно не вызывал во мне никаких положительных эмоций. Да это было бы и неестественно. Однако эффект имеет место быть. И только после того как я полностью разобрал все рабочие материалы и несколько раз прослушал диктофонные пленки, меня наконец осенило.