Тамара Иванова: Писатель обгоняет время

Не надо судить о Галилее только на основе его отречения от своего учения, что земля - шар.

Есть истины более достоверные, чем наши отречения".

Это писал Вс. Иванов полвека тому назад. И вот что удивительно. В двадцатые годы пресса дружно его превозносила. В тридцатые подвергала резкой критической хуле, а начиная с сороковых начала замалчивать, сведя все его творчество к одному "Бронепоезду". Поразительно, что замалчивание длится и посмертно...

Всегда и во всем Вс. Иванов был склонен предъявлять счет прежде всего к самому себе. "Легко, конечно, обвинить в ненапечатании романов эпоху, но не трудно обвинить и автора. Эпоха - сурова, а автор - обидчив, самовлюблен, и, к несчастью для себя, он думал, что другие самоуверенные люди - чаще всего это были редакторы - лучше, чем он, понимают и эпоху и то, что он, автор, должен делать в этой эпохе. Кроме того, виновата и манера письма - стиль автора, который он искал непрерывно и ради искания которого не щадил ни себя, ни редакторов",- пишет Вс. Иванов в черновиках "Истории моих книг".

Но при всей своей скромности он не может все беды взвалить на одного лишь себя, сняв их целиком с современных ему критиков, редакторов, издателей. С приведенной выше записью соседствует другая: "Душевно жаль будущих историков литературы, которые должны будут писать о нашем героизме, стараясь в то же время не очернить людей, мешавших этому героизму".

Не случайна в дневнике Вс. Иванова и ироническая запись: "Когда я думаю о смерти, то самое приятное думать, что уже никакие редактора не будут тебе досаждать, не потребуется переделки, не нужно будет записывать какую-то чепуху, которую они тебе говорят, и не нужно дописывать..."

Выдающийся философ, известный критик и литературовед В. Ф. Асмус писал о Вс. Иванове: "Путь Всеволода Вячеславовича не был легким. Всю жизнь с увлечением - вдохновенно и усердно - он трудился как писатель. Он был человек не только мужественный, но и скромный. Удивительны достоинство, терпение, с каким он нес свою непростую и нелегкую судьбу в литературе. Он уважал свою современность и твердо знал, что придет время, когда современность будет знать его лучше и полнее".

Вс. Иванов утверждал: "Всякое истинное искусство - современно.

"Одиссея" Гомера, "Война и мир" Толстого, или "Бесы" Достоевского, или "Утраченные иллюзии" Бальзака могли появиться только тогда, когда они появились, и несут отпечаток своего времени. А мы читаем их теперь по-современному.

Чем мировое искусство призвано отразить современность?

Борьбой за мир, национальную независимость, сосуществование" (написано в 1962 году).

"Увеличение любви к искусству и поэзии накладывает на нас обязанность, заставляет нас - хотим мы этого или не хотим - острее понять современность, чтобы выступить перед ее нуждами, радостями и горем с открытым лицом и чистым сердцем.

Вред ненапечатания книги - тормоз развития литературного процесса.

Книга, если она талантлива и - не враждебна, имеет право быть напечатанной и должна быть напечатанной, хотя бы лишь для того, чтобы быть раскритикованной.

Только тогда может расти и развиваться литературное творчество, когда каждая книга, достойная этого определения, увидит свет".

В черновиках "Истории моих книг" Всеволод Иванов пишет: "Любопытно отметить формальную инерцию редакторов и издателей:

Рассказы цикла "Тайное тайных" критика отвергала. Рассказы этого же цикла, помещенные в сборник, названный "Дикие люди",- проходили. Причем проходили в том же 1934 году, когда был впервые отвергнут роман "Кремль".

В романах "Кремль" и "У" я хотел показать героев, которые не умеют осознать и высказать своих чувств и мыслей, а их посчитали врагами... Мне казалось, что книги эти спорят с моими прежними воззрениями, отрицая орнаментализм и все другие словесные и смысловые изощрения, которыми мы были так богаты - надо принять во внимание, что я был богат этими изощрениями с самого начала своего творческого пути, моя первая книжка рассказов "Рогульки" (мной самим набранная в бытность мою наборщиком в Сибири) тому доказательство... Эта изощренность была создана не в отрыве от народного языка, а в приближении к нему.

...В сущности говоря, радоваться бы да радоваться. Откуда появляться мрачным размышлениям?

Ответ приблизительно такой: я не задавался прямой задачей писать мрачное и тяжелое, но согласитесь, что путь к этим приятным сравнительно дням, которые мы с вами переживаем, был хотя и головокружительно прекрасен, но вместе с тем был и горемычным, и тяжелым, и печальным. И нужно рассказать по возможности все об этом пути, чтобы последующие поколения понимали и ценили эти трудности. Все забывается, особенно, если человек поскорее стремится уйти ото всех страданий и горечи.