Ашер Лод - Призмы

Эту страничку я выписал из книги молодого философа Марка Вайнтроба об антисемитизме, изданной в Риге в 1927 году. Четыреста страниц этой книги, проникнутой идеей ухода евреев из галута как единственного средства спасения, убеждают, что французы, испанцы, итальянцы, англичане обращались с нами не лучше немцев. Автор, однако, не мог предвидеть, что ему самому уготована судьба евреев Вормса, и ровно через пятнадцать лет после выхода его книги он, Вайнтроб, проглотит цианистый калий, чтобы не унизить себя смертью от руки палачей.

Михаэль Карпин, израильтянин, отрекшийся от диаспоры, и потому довольно безучастный к ней и слегка ее презирающий, внезапно вспыхивает, когда видит — и показывает нам — кадры чествования немцами их любимого юмориста — еврея Кишона. Книги Кишона расходятся в Германии миллионными тиражами; Кишон приезжает в Германию и участвует в карнавальном банкете с шутовской короной на голове, увеселяя присутствующих остроумным спичем на отличном немецком языке. Кишон — израильтянин, Кишон — бывший венгерский еврей, спасшийся из немецкого концлагеря.

Так что фильм Михаэля Карпина не о немцах, а о евреях. О нас, чьи предки после изгнания из Испании, наложили на нее "херем" [*] Херем Бойкот. , оставшийся в силе четыре столетия. Нашего же уважения к своим мертвым и к самим себе не хватило и на одно поколение.

Карпин показывает аэропорт в Кельне, превратившийся в главную плодоовощную базу Израиля в Европе. Не называя жертву жертвой, а преступника — преступником, он изучает их противоестественную тягу друг к другу. Немецкие города стали побратимами израильских городов. Израильские школьники регулярно ездят в гости к немецким школьникам и принимают их у себя. Коммерция процветает. Я разъезжаю на немецком "фольксвагене", а мой сосед, бывший польский еврей, отказавшийся от репарационных немецких марок, по мнению одних, — чудак, а по мнению других, — и вовсе дурак.

Коренной израильтянин Карпин судит коренных израильтян. Он не говорит о нас, о репатриантах, пытающихся ущипнуть кусочек немецкого сала. Мы — нет, не все, разумеется, не все! — беремся доказывать свое знание немецких колыбельных песен, чтобы выколотить немножко германского пособия на спокойную еврейскую старость. И мы — не все, разумеется, не все! — меняем Тель-Авив и Хайфу на Берлин и Аахен, не догадавшись, кажется, освоить заново только Вормс. Послушать таких новоявленных немцев из СССР через Израиль — не надо слушать канцлера Шмидта: они вам поклянутся памятью родной матери, погибшей от руки нацистов, что в Германии ныне пошел иной немец, только и мечтающий о том, как бы услужить еврею.

Кажется, так оно и есть, если поглядеть на физиономии немецких поклонников Кишона на банкете. Мы обрели свое государство, но еще не скоро обретем достоинство средневековых вормских евреев.

К приезду Миттерана наше телевидение показало французский фильм. Фильм посвящен жизни и творчеству Жака Бреля, страдальца-поэта. Брель больше всего известен как эстрадник, потому что о своих муках в этом мире, который живет не по правде, он кричал с эстрады.

Воспаленная совесть роднит далеких и абсолютно непохожих людей. Поэтому фильм о рано умершем певце-бельгийце из Парижа напомнил мне о документальной ленте израильского телевидения, посвященной благополучно здравствующему в Иерусалиме старику-еврею, профессору органической химии и нейрофизиологии Йешаягу Лейбовичу.

В Израиле профессор знаменит не работами по энзимам, снискавшими ему известность в научном мире, а криком о том, как жить по правде.

Авторы фильма замечают, что многие считают старого биолога интереснейшим современным израильским мыслителем, а многие другие решительно отказывают ему в этой чести. Есть еще и такие, кто вообще записывает Лейбовича в еретики. Дело в том, что речь идет о человеке верующем, неукоснительно выполняющем предписания религии, тогда как его религиозное мировоззрение поражает вызывающей непокорностью. Его интеллектуальное бесстрашие не уступает мужеству, которое Лейбович доказал в Войну за Независимость, когда командовал ротой защитников осажденного Иерусалима.

Я понимаю, что моим бывшим соотечественникам, с молоком матери впитавшим мнение, будто религия есть опиум для народа, трудно вообразить себе свободомыслящего ортодокса. В Израиле, надо признать, такое сочетание тоже встречается не каждый день. Но факт остается фактом. Лейбович — неотъемлемая часть израильской действительности. Невозможно представить интеллектуальную жизнь страны без радиокомментариев Лейбовича к Торе, без его взрывных или подрывных (зависит от точки зрения) речей в университетских и школьных аудиториях. Без телевизионных диспутов, когда зритель заранее потирает руки при одном виде угрюмого Лейбовича и при первом же звуке его тишайшего голоса, которым он бубнит себе под нос, пока не закричит душераздирающим фальцетом.