А ей действительно была присуща провидческая сила, способность угадывать поступки незнакомых людей, их имена... Проявлялась эта сила всегда внезапно, помимо ее воли и неизменно поражала окружающих, хотя касалась обычно вещей маловажных, иногда курьезных. Помню несколько таких случаев В конце сороковых годов мамин дядя Александр Борисович Гольденвейзер, известный пианист, народный артист СССР, был членом Комитета по Сталин-ским премиям, обязан был смотреть все представленные на премию спектакли и часто брал с собой меня - тогда совсем юную девушку. Однажды мы с мамой, провожавшей меня, ждали его у входа в театр Станиславского, и мама вдруг произнесла: "Сейчас пройдет Москвин, за ним Глиэр!" Все так и произошло: мимо нас важно прошествовал Москвин; через несколько минут появился Глиэр Как-то в метро мама, взглянув на хорошенькую девушку, сказала. "Ее зовут Людмила!" Мы проехали несколько лишних остановок, пока не услышали, как спутница девушки назвала ее "Люся"...
Свою судьбу мама предвидеть не умела - всю жизнь ждала чего-то ужасного, рокового, что никогда не оправдывалось. Но смерть свою она действительно предугадала.
Конец ее был поистине мистическим. Она объявила, что, коль скоро ее мать, Мария Борисовна Гершензон, умерла в 69 лет от рака, и она умрет от него же и в том же возрасте.
Привела в порядок все свои дела, передала в Ленинскую (бывшую Румянцевскую) библио-теку архив отца - он много работал в Румянцевской библиотеке, был тесно связан с ней. Подговила к изданию рукопись своей книги о Брейгеле... Никакого рака врачи у нее не обнаруживали; мы с отцом пытались как-то действовать на нее, отвлекать, уговаривать. Ничего не помогало. Она твердо решила умереть, говорила, что не хочет жить дряхлой старухой, что завершила все, что могла, и больше ей жить незачем. В конце концов, у нее действительно открылся ....... фактически она болела всего около месяца. Не знаю, то ли она со свойственной ей чуткостью ощущала в себе еще ничем не проявляющуюся болезнь, то ли накликала ее на себя...
Читатель встретит в авторском предисловии к воспоминаниям слова о последней вспышке света, озарившей ее жизнь в 1940-1941 год, в канун войны. Осенью 1940-го после смерти матери Н.М.Чегодаева ушла из музея из-за меня: смерть любимой бабушки вызвала у меня, девятилетней девчонки, что-то вроде нервного срыва и панического страха за жизнь своих близких, от которого я не избавилась и по сию пору. В это время вышел сталинский указ, запрещающий советским гражданам уходить с места работы; маме пришлось прибегнуть к помощи своего дяди А.Б.Гольденвейзера, депутата Моссовета. В архиве отца сохранилась эпиграмма, написанная по случаю встречи Нового, 1941 года Михаилом Владимировичем Алпатовым, известным искусствоведом, другом моих родителей:
Мой дядя самых честных правы, Но службу бросить мне помог И в няньки к Машеньке пристаем - Он лучше выдумать не мог .
Для заработка мама ездила от Союза художников с лекциями по вопросам искусства по разным городам нашей страны и в Грозном встретилась с художником - председателем тамошнего Союза художнике в. Знаю, что фамилия его была Борщев, имени не знаю. Он страстно влюбился в мою мать, и, как можно судить по приведенным строкам, чувство его не осталось безответным. Знаю, что он умолял маму уйти к нему, но у нее была я, она глубоко уважала мужа, Андрея Дмитриевича Чего-даева, да и не в ее характере было легкое отношение к семье Они расстались, а там началась война. В изданном после войны справочнике Союза художников фамилии Борщева не оказалось. Судьба его осталась моей матери неизвестной.
Абрам Осипович Гершензон
(1868-1932)
Со старой фотографии смотрят два молодых еврея, типичные еврейские интеллигенты конца прошлого века. Явно два брата, похожие почти как близнецы, только старший, Абрам Осипович, чуть повыше младшего брата Михаила.
Я немногое знаю о семье Гершензонов. Испокон веков жили они в Кишиневе - дед Михаила Осиповича со стороны матери мальчиком 12 лет видел Пушкина, высланного в Кишинев, о чем глубоким стариком рассказывал внуку, водившему его, ослепшего, в синагогу.
Отец, Пинхус-Иосиф Гершензон, был торговцем, брался за разные "гешефты", как правило неудачные, и не слишком счастливо жил со своей Голдой, женщиной властной, сильной, с нелегким характером.
Мечтой отца было дать двум своим сыновьям хорошее образование. Оба в 1887 году окончили кишиневскую гимназию (Абрам был на год старше Михаила, но "зазимовал" в каком-то классе), после чего отец отправил их в Германию учиться - Абрама на врача, Михаила - на инженера. Профессии сыновьям старик выбрал сам: врач и инженер могли в России иметь хорошую работу, не состоя на государственной службе, которая для некрещеных евреев была закрыта.
Читать дальше