Антон Чехов - Переписка и деловые бумаги

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий и преданный А. Чехов.

4433, M. П. ЧЕХОВОЙ

25 мая 1904 г. Москва.

25 мая 1904.

Милая Маша, 3-го июня мы уезжаем за границу. Будь добра, распорядись, чтобы немедленно Арсений побывал на почте и заявил там, что меня в Москве уже нет. Мои письма и вообще корреспонденцию получай ты, потом будешь высылать мне, по усмотрению своему, по три-четыре письма в одном конверте.

Адрес заграничный пришлю немедля. Все газеты и журналы складывай на столе, что рядом с моим письменным.

Ваня собирается, но когда соберется, с Соней ли, или один - не пойму.

Поклонись всем. В Москве шел снег. Целую тебя.

Твой А. Чехов.

На конверте:

Ялта.

Марии Павловне Чеховой.

4434. И. H. АЛЬТШУЛЛЕРУ

26 мая 1904 г. Москва.

26 май 1904.

Дорогой Исаак Наумович, я как приехал в Москву, так с той поры все лежу в постели, и днем и ночью, ни разу еще не одевался. Поручение, которое Вы дали мне насчет Хмелева, я, конечно, не исполнил. Да и если бы я был здоров, то и тогда едва ли сделал бы что-нибудь. Хмелев теперь очень занят, видеть его трудно.

Поносов у меня теперь нет; теперь стражду запорами. Третьего дня заболел какой-то инфекцией, после обеда поднимается температура, и потом не спишь всю ночь. Кашель слабее. 3-го июня уезжаю за границу в Шварцвальд, в августе буду в Ялте.

Ах, как одолели меня клизмы! Кофе уже дают, и я пью с удовольствием, а яйца и мягкий хлеб воспрещены. Крепко жму руку. Теперь я лежу на диване и по целым дням от нечего делать все браню Остроумова и Щуровского. Большое удовольствие.

Ваш А. Чехов.

Сегодня первая ночь, которую я проспал хорошо.

На конверте:

Ялта.

Доктору

Исааку Наумовичу Альтшуллеру.

4435. В. А. МАКЛАКОВУ

26 мая 1904 г. Москва.

Дорогой Василий Алексеевич, давно не видел Вас. Если будете проезжать мимо, то загляните хоть на минуточку. Сегодня я читал в газетах, что мобилизация в Москве, и вспоминал про Вас.

Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

26 мая 1904.

На обороте:

Здесь.

Василию Алексеевичу Маклакову.

Новинский бульвар, дом Плевако.

4436. С. H. ЩУКИНУ

27 мая 1904 г. Москва.

27 мая 1904.

Москва.

Дорогой отец Сергий, вчера я по делу, Вас интересующему, беседовал с одним очень известным адвокатом, теперь сообщаю его мнение. Пусть г. Н. немедленно забирает все необходимые документы, невеста его - тоже, и, уехав в другую губернию, например Херсонскую, повенчаются там. Повенчавшись, пусть возвращаются домой, пусть молчат и живут. Это не есть преступление (не кровосмешение ведь), а лишь нарушение давно принятого обычая. Если через 2-3 года кто-нибудь донесет на них или узнает, заинтересуется, дело дойдет до суда, то все-таки, как бы там ни было, дети признаются законными. И тогда, когда затеется дело (в сущности пустяковое), можно уже будет подать прошение на высочайшее имя. Высочайшая власть не разрешает того, что запрещено законом (поэтому не следует подавать прошения о вступлении в брак), но высочайшая власть пользуется широчайшим правом прощать, и прощает обыкновенно то, что неизбежно.

Не знаю, так ли я пишу. Простите, я в постели, болен, болен со 2 мая, не одевался ни разу с той поры. Других поручений Ваших исполнить не могу.

3-го уезжаю за границу. Адрес мой заграничный узнаете у сестры, напишите мне, как решил и как поступил г. Н.

Крепко жму руку, желаю всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Ялта.

Отцу Сергию Николаевичу Щукину.

Женская гимназия.

4437. А. И. ЗАЛЬЦА

28 мая 1904 г. Москва.

Рукой О. Л. Книппер-Чеховой:

28-ое мая.

Милый мой дядя Саша, я тебе не писала и потому я - свинья, хотя ты знаешь, к какой породе я принадлежу по части письмописания, и потому пойми и прости. К тому же я очень долгое время была убеждена, что до тебя письма все равно не дойдут.

Спасибо тебе за открытку. Мы с Ант. Павл. часто, часто вспоминаем и говорим о тебе. Ант. Павл., ложась спать, говорит: А где-то теперь дядя Саша спит и на чем?

Я никак не пойму, где ты был во время Тюренченского боя? Лежал с прострелом? Открытка была после боя, и ни слова о Тюренчене.

Писать о войне тебе нечего, ты сам там, знаешь все и, вероятно, чуешь, как вся интеллигенция относится к этой войне. Приедешь - много будем беседовать.

Ну, хочешь кое-что о нас услышать? Сейчас у меня лично очень нерадостно: Ант. Павл. хворает весь май. Сильно обострился его катар кишок, был к тому же плеврит, теперь страшная слабость, нудность, настроение адское, погода мерзейшая. Доктор посылает в Шварцвальд в Баденвейлер, куда мы и двигаем. Я взяла купе до Берлина на 3-ье июня, но не знаю, можно ли будет выехать. Очень мне тяжело это время, рисуются страшные картины. Ну, бог милостив, поправится Ант. Павл, за границей. Одна радость - он теперь стал лечиться и слушается доктора. Это, кажется, первый раз в жизни. Он велел тебя крепко целовать, велел сказать, что вспоминает тебя каждый день и послал тебе несколько писем.