Цецилия Кин - О Викторе Кине (Предисловие)

Когда Безайс получает первое редакционное задание и идет брать интервью у приехавшей английской делегации, он считает, что это боевое задание, которое надо выполнить во что бы то ни стало: "Он прошел мимо этих стен, презирая их, шагами завоевателя, идущего за добычей, как шел когда-то брать города. Розовый ковер ложился под ногами проселочной дорогой, отступали стены, и цветы на карнизах вырастали, качались, шумели над головой, как зеленые леса в Царстве Польском. Надо взять беседу с приезжими англичанами; ему, Безайсу, поручено ее достать. Газета нуждается в ней, - слышите, Безайс? Читатели о нетерпением ждут эту беседу, страна, мир, человечество жаждут ее услышать. Мы надеемся на вас, старина, вы не подведете?"

Этот отрывок чрезвычайно характерен для всей творческой манеры Виктора Кина: соединение приподнятого, романтического тона с мягким юмором, лирический подтекст, который чувствуется здесь не менее сильно, чем в "По ту сторону".

Роман о журналистах был очень интересен еще и потому, что остро отражал идейную борьбу коммунистов, верных ленинским принципам, как Безайс и большинство его товарищей - с фракционерами. Безайс и люди его типа отличались исключительной цельностью мировоззрения. Кин - писатель и журналист - никогда и ни к чему не умел относиться "беспартийно". В Риме он мечтал о том, что опять приедет в Италию к тому времени, когда там произойдет революция, чтобы своими глазами увидеть, как будут вешать фашистов. Он не дожил до того дня, когда итальянские партизаны в самом деле повесили Муссолини. Именно эта цельность характера и мировоззрения придавала перу Кина остроту и точность, силу гнева и иронии.

Сохранившиеся "Записные книжки" условно разбиты на несколько разделов. Некоторые записи датированы Кином, но большей частью он не ставил дат. Поэтому при расположении записей приходилось исходить из побочных признаков и лишь приблизительно определять года. Записные книжки писателя всегда интересны и характерны для него: раскрытая дверь в творческую лабораторию, наблюдения, зарисовки, оценки, поиски стиля. В "Записных книжках" Кина есть один "афоризм", не случайный, а очень значительный для него. У Кина был лозунг: "Человек средних способностей может сделать все". Только не надо думать, что это - апология посредственности, отнюдь нет. Это - стиль Виктора Кина, который в самом деле "умел делать все": находить единственно точное слово, метко стрелять, с изумительным, ювелирным мастерством строить модели бригов и каравелл, исполнять на губной гармонике сложные мелодии, находить нужные, остроумные аргументы в любом споре, плавать, рисовать, выполнять слесарные, токарные работы со сноровкой опытного мастера, вести себя уверенно и непринужденно в любом обществе при самых различных обстоятельствах, не теряя хладнокровия и чувства юмора. Когда Кин впервые увидел одно из чудес готического искусства - Миланский собор, он прислал друзьям открытку: "Видел Миланский собор - пожалуй, я не мог бы его сделать". Это означало высшую степень восхищения и восторга. За шутливой формулой "человека средних способностей", по существу, кроется оптимистическая, жизнеутверждающая философия смелого и одаренного человека.

Литературные вкусы Кина отличались большим своеобразием и отчетливостью. К книгам, как и к людям и к событиям, он относился активно: знал, что любит и чего не любит, и отстаивал свои взгляды со свойственным ему полемическим темпераментом. Может быть, самой любимой его книгой был "Тиль Уленшпигель", - и это не случайно. Все было дорого ему в "Тиле" - и романтика, и героика, и сатира, и великолепный прием рефрена, - недаром в "Записных книжках" идея рефрена неоднократно подчеркивается ("А король получает наследство").

Кин не терпел того, что называл "мистифицирующей манерой изложения". В это понятие входило многое: ложная глубокомысленность, психологические дебри, фраза, за которой нет настоящей мысли. Он любил прозрачную, лаконичную, насыщенную прозу Пушкина, Лермонтова, Стендаля, Мериме, любил Бальзака ("Бальзак - вот школа"), Мопассана, Франса. Какой-то другой стороной души он страстно любил "Жиль Блаза", "Гаргантюа", "Дон-Кихота", "Кандида". Здесь перечислено, конечно, далеко не все, лишь какие-то вехи, нельзя забывать о Гоголе, Диккенсе, Щедрине, Гейне. Особое место занимают Киплинг, Марк Твен и О'Генри, а также Эдгар По, Честертон и Вудворт. Романы Вудворта "Вздор" и "Лотерея" принадлежали к числу любимых. Он успел прочесть и оценить "Фиесту" и "Прощай, оружие" Хемингуэя. Когда Кин открывал для себя какого-нибудь нового автора, он увлекался им и заражал своим увлечением близких. Так было, например, с Амброзом Бирсом, с Густавом Мейринком, автором "Голема"...