Петр Рябов: Проблема личности в философии классического анархизма

Любопытно, что Г.В.Плеханов, начинавший свою революционную деятельность бакунистом, впоследствии признавался, что из «сочинений Бакунина… вынес великое уважение к материалистическому объяснению истории» (цит. по 295; 286).

М.А.Бакунин в своих работах подробно разбирает вопросы психологии: национальной и классовой, личной и общественной, специально останавливается на рассмотрении психологии революционера, «чернорабочего человека», крестьянина, буржуа, офицера, священника и чиновника, глубоко и реалистично анализирует мотивы, страсти, мысли и устремления, характерные для представителей различных наций и социальных групп. Через призму социальной психологии Бакунин проницательно изучал общественные явления и процессы.

В письме к Герцену в 1860 г. М.А.Бакунин решительно заявлял: «Все христианство должно выбросить за борт» (297; 150).

По-видимому, Бакунин считал «принцип бунта» и важным методологическим принципом своего эпистемологического учения. Так, говоря о важной роли критики в научном познании, он восклицал: «Только она, представительница великого принципа бунта в науке, есть строгая и неподкупная хранительница истины» (234; 400).

О биографии П.А.Кропоткина, помимо его замечательных мемуаров («Записки революционера»), дневников и переписки с братом Александром (171, 172 и 186), см. также работы Н.К.Лебедева, В.А.Маркина, Н.М.Пирумовой и С.Ф.Ударцева (191, 214, 293 и 374).

Подробнее об отношении Кропоткина к дарвинизму и к «географической школе» см. в работах Д.Тодеса и В.Ф.Пустарнакова (362 и 325).

Так, диалектику Гегеля Кропоткин именовал «средневековой схоластикой», противопоставляя ей «подлинно научный» «индуктивно-дедуктивный метод» (см. 182; 283). Еще более упрощенно и искаженно он представлял себе философию Канта.

Отчасти ощущая противоречивость своих историософских взглядов и желая углубить и скорректировать свою позицию, Кропоткин указывал, что созданные ранее народным творчеством формы общежития и союзы (полис, гильдия, коммуна и пр.) – были «неполными» и непоследовательными в проведении принципа взаимной помощи: впадали в клановый, классовый, национальный эгоизм, подвергались застою и окостенению, изолировались, разлагались изнутри и в итоге оказывались легкой добычей наступающего государства. Так, античные полисы господствовали над рабами, средневековые города – над деревенской округой и раскалывались изнутри борьбой между мастерами и подмастерьями. Все эти недостатки, по Кропоткину, надо преодолеть в будущем анархическом обществе, которое распространит принцип взаимопомощи на все человечество.

Кропоткин, впрочем, признавал, что созданные народным творчеством учреждения склонны, институционализируясь, застывать и устаревать, сковывая инициативу людей, в результате чего из них выделяются две группы личностей: одни стремятся усовершенствовать эти учреждения, и, сохранив начало взаимопомощи, расширить его и облечь в новые формы, а другие – своекорыстно желают разрушить эти учреждения и подчинить их своей власти.

Кропоткин пишет о «полноте жизни для всякой отдельной личности, которая произойдет от соединения умственного и физического труда» (180; 208).

«Мы же должны помнить, что революция, которая будет только наслаждаться красивыми фразами о Свободе, Равенстве и Братстве, но сохранит домашнее рабство женщины, не будет настоящей революцией. Целой половине человечества, находящейся в кухонном рабстве, пришлось бы впоследствии начать свою революцию, чтобы освободить себя от другой половины» (182; 136-137).

Порой Кропоткин даже прямо называет нигилизм «анархической философией» (185; 284).

Петр Алексеевич заявляет: «Мы отказываемся уродовать личность во имя какого бы то ни было идеала; все, что мы позволяем себе, – это искренне и откровенно выражать наши симпатии и антипатии к тому, что мы считаем хорошим или дурным» (185; 307-308).

Полное непонимание Кропоткиным Достоевского, действительно, чрезвычайно показательно и много говорит о самом Петре Алексеевиче – на это обращали внимание многие исследователи. Так А.М.Никулин подчеркивал: «гармоничная натура Кропоткина и не могла увидеть в будущем то, что предчувствовала «отколовшаяся от нормы» душа Достоевского» (261; 75). См. также – 214; 285).