В нашей же стране после войны к евреям возникла стойкая неприязнь из-за того, что благодаря поддержке своей еврейской диаспоры только десять процентов их попали в армию и на фронт, в основном те, кто не успел обзавестись фиктивными справками о непригодности к армейской службе. Остальные благополучно выехали в тыл, где работали продавцами в магазинах, на продовольственных базах, в столовых и других “хлебных” местах. Многие вернулись из эвакуации с набитыми узлами, с мешочками золота, выменянного у голодающих. Евреи молча прекрасно понимают истоки этой неприязни. С этой стороны в Европе еврейская диаспора неизвестна, а в нашей стране очень даже хорошо прославилась.
Вторым толчком к пониманию новой Германии и ее людей стала встреча со старой немкой, ни слова не знавшей по-русски и приехавшей в гости к нищей матери русского солдата, убитого в Германии, за могилой которого она ухаживала, как за могилой своего сына, убитого в России. Их дети родились в один день и в один год.
Понять все это русским было почти невозможно, но именно поголовная компенсация еврейской нации, как чувство вины немцев перед ней, вызвало у меня ростки уважения к Вашему народу. Немка-мать дополнила их. Я стала читать, слушать, размышлять и поняла многие мотивы поступков германского народа, а главное, что Германия никакая не фашистская, а очень даже человеческая. В этом мнении я укрепилась и теперь его везде отстаиваю, глубоко уважая германскую нацию.
Пишу все это не для того, чтобы наравне с евреями попросить компенсацию за потерю имущества, этого не нужно. Но понять сейчас наших беженцев из Баку, Прибалтики, Осетии, Грузии, Тувы, Таджикистана, Чечено-Ингушетии в Европе может только Ваш народ — люди, пережившие войну при многих одинаковых обстоятельствах и принявшие на себя за нее вину.
Наши русские сердца очерствели бедами и не скоро отойдут. Пусть Ваши не очерствевшие сердца останутся милосердными к людским болям. Пусть не тухнут огоньки милосердия хоть в Вашем народе.
Может быть, никому уже не нужно знать о войне то, что я написала, но мне все же кажется, что и забывать об этом нельзя...
С глубоким к Вам уважением и почтением
Телесницкая Маргарита Петровна.
Поезд идет на восток
И з Москвы нас вывезли на десятый день войны, в ночь на второе июля
1941 года вторым эшелоном.
Накануне на пост гражданской обороны (они были созданы во дворах всех районов Москвы и Подмосковья, оборудованы столом, скамейкой и подвесным куском рельса, в который дежурный обязан был бить, как только донесется сигнал воздушной тревоги, чтобы люди могли за несколько минут схватить детей и убежать в прилегающий лес, в бомбоубежища) пришел дежурный офицер и зачитал список семей, подлежащих вывозу в тыл, на восток. Это были семьи военнослужащих — женщины с детьми дошкольного и младшего возраста и беременные.
Всем предписывалось взять еды в виде непортящихся продуктов на десять дней пути и одну-две перемены носильных вещей. Необходимость эвакуации — это слово тогда мы услышали впервые — дежурный объяснил нервозностью детей и женщин при воздушных тревогах, которые уже были каждую ночь и даже по два раза.
К началу учебного года все семьи предполагалось вернуть домой, так как война не будет затяжной, за два месяца немцев разгромят. В то время мы в это все верили. Наш выезд рассматривался как оздоровительный вояж на дачу. В действительности мы никогда не увидели своего довоенного дома, а многие вообще не вернулись или умерли, потеряли все свое имущество.
Первого июля к двенадцати часам дня подали автобусы, мы поехали за сорок километров в Москву, на Казанский вокзал. В Москве на улицах было очень людно, несмотря на рабочий день. Стояла сильная жара. Когда автобусы останавливались перед светофорами, прохожие обзывали нас трусами, зайцами, крысами, предателями, кричали, что немцев скоро разгромят и нам будет стыдно возвращаться, бросали в окна песок, грязь, огрызки. Закрыли окна, ехали в духоте, под крики замученных жарой и духотой детей.
На запасные пути Казанского вокзала приехали к вечеру. Там еще грузили эшелон с архивными и банковскими документами и стояли автобусы эвакуированных из других подмосковных гарнизонов. Из автобусов выходить не разрешалось. Через час архив увезли, подали пустой состав из товарных вагонов, куда быстро и организованно загрузились приехавшие раньше нас. По окончании погрузки начальник эшелона обошел все вагоны, переписал старших, на каждой двери мелом записал количество человек, задвинул дверь, закрыл на задвижку.
Читать дальше
