Мы под обугленным селом,
Чумазые, как черти,
Который день в снегу живем,
За сто шагов от смерти.
За сто берет и автомат,
Кучней ложатся мины...
Но пострашнее для ребят
Мороз, что дубит спины.
Шинель — не зимнее пальто,
И пахнут дни не щами.
Баланду в термосах — и то
Подносят к ним ночами...
Добавлю (по собственному опыту): днем об этом и думать нечего. Днем (это уже из стихотворения самого М. Борисова):
Мины землю рубят, как зубилом,
Как кувалдой, лупят “мессера”.
Обращает на себя внимание и еще одна подробность из приведенного выше стихотворения: “Подносят баланду”, а не щи, — бывало так на фронте... А хочется щей, домашних, горячих... И поскольку при “жизни” в окопе разрывы мин и снарядов — повседневная реальность, а щи — мечта, то, вполне естественно, они и снятся:
В окопе, промороженном до хруста,
Мне снятся щи,
Домашней варки щи.
О таком сладком сне невозможно было не рассказать соседу по окопу. И никакие другие слова не могли венчать тот рассказ, как только эти:
Бывает же такое наважденье —
Идет война, а снятся только щи.
А сколько зримых деталей, достоверных жестов и выразительных реплик в стихотворении “Психическая атака”! Она действительно была такая со стороны противника, и наводчик орудия сержант Борисов, отражая ее, не сдрейфил, отличился и храбростью, и боевой выучкой. Цитировать такое стихотворение — только портить его. Думаю, читатель извинит меня, а может, и поблагодарит, если я приведу его полностью.
Психическая атака
Они идут за рядом ряд,
Как три лавины,
За ними Ворошиловград,
Пол-Украины.
И тянет явно коньяком
От их походки...
А мы скупым сухим пайком
Заткнули глотки.
Припали к снегу, затаясь,
Мороз по коже:
Идет коричневая мразь —
И все же, все же!
У дула черное кольцо,
Не видно неба,
Мне пистолет сует в лицо
Комбат свирепо.
Орет:
— Ты, Мишка, сибиряк,
По скулам вижу.
Дай подойти им, так-растак,
Как можно ближе! —
Мой командир еще орет,
А сам при этом
Плашмя со лба стирает пот
Тем пистолетом.
Меня он знает — не слабак,
В мозолях плечи.
Я подпущу врага и так
Под хлест картечи.
И подпустили мы его,
И смерч ударил.
Не видно больше ничего
В смердящей гари.
Комбат опять орет:
— Растак,
Бери пониже!
Ты — настоящий сибиряк,
По хватке вижу!..
А враг нахрапом прет и прет
К моей траншее,
И у меня холодный пот
Бежит по шее.
Порушил цепь убойный град,
Мутится разум...
Но бью еще — и новый ряд
Ложится наземь.
Наверное, много еще стихов о войне написал бы пушкарь Михаил Борисов. И в русской батальной поэзии заметно прибавилось бы “горькой правды о солдате” (его слова), которой недостает в стихах сочинителей, видевших войну со стороны. Да и лирика не была ему чужда. Не раз смотревший смерти в глаза, он имел право, так сказать, посидеть у тихой речки, помечтать, подивиться всему сущему на земле, и даже самому мирозданию: “С какой звезды я прилетел сюда /На Землю эту грешную? Откуда?”
Или:
Когда мне снилось это чудо?
Река — дороги дальний след,
Луна — серебряное блюдо,
А звезды — россыпи монет.
А вот и еще — просто пейзаж, просто картинка осени:
Приглушая август и светля,
Осень ловко, словно молодица,
Стелет на окрестные поля
Покрывало выцветшего ситца.
Живописно, зримо. Словно не пером писано, а кистью... А в стихотворении, что рядом, уже не краски, а тонко переданное чувство доверия и благодарности, возникшее между человеком и табунком лошадей:
Лошадки к хлебу тянутся,
А сами,
Игривость безыскусную храня,
Исподтишка
Чуть влажными глазами
С лукавинкой косятся на меня.
...Неплохо, вроде бы...… Но нет, хочется большего:
Я колдую над строкою,
Тороплю ее в полет
И казнюсь, что под рукою
Колдовства недостает.
Похвальная неудовлетворенность сделанным, порою — не далее, чем вчера; неудовлетворенность, присущая истинным поэтам! И она обещала новые художественные открытия, особенно в лирике.
Но… случилось непредвиденное: на страну девятым валом накатился “гиблый блуд перестройки”. Так определил поэт-солдат Михаил Борисов начавшуюся в середине 80-х трагедию контрреволюционного переворота в Советском Союзе задолго до того, как организатор и вдохновитель его М. Горбачев на семинаре в Американском университете в Турции (1999 г.) расшифровался наконец: “Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма. Именно для этой цели я использовал мое положение в партии и в стране”.
Читать дальше
