Устойчивое развитие крестьянских подворий позволило аграрному сектору области не так болезненно, как в других, в том числе и соседних, регионах, пережить экономический спад. Более того, оно способствовало стабилизации социального положения на селе.
* * *
В заключение отмечу, что социальная политика на селе должна предусмат-ривать согласованные действия по поддержке производственной активности в аграрном секторе, соблюдение прав и свобод человека (в том числе права на труд, отдых, образование и т. д.), создание равных условий развития сельских поселений независимо от их типа и численности населения, обеспечение в них благоприятной среды обитания путем повышения социальной активности населения и концентрации финансовых и материальных ресурсов, создание условий для роста реальных доходов, развитие коммуникаций.
Практика позволяет отметить, что, несмотря на пассивность социальной политики федеральных органов власти, в ряде субъектов Российской Федерации, в том числе в Белгородской области, удалось найти адекватные рыночным условиям экономические методы государственной поддержки и финансирования сельской социальной сферы; сохранена в основном социальная инфраструктура, расширилось индивидуальное жилищное строительство, практически осуществлена газификация села, прекратился рост безработицы и наметилось увеличение доходов крестьян. Все это стабилизировало агропромышленное производство и создало предпосылки для его устойчивого развития. Необходимость реформ в социальной сфере села прекрасно осознают мои коллеги-губернаторы. Теперь слово и за федеральной властью.
Сергей Небольсин • Пушкин и Россия (Наш современник N6 2002)
Сергей Небольсин
ПУШКИН И РОССИЯ
К семидесятилетию П. П.
У лукоморья бывало меньше русских людей, чем читало Пушкина. Многим русским пути к лукоморью теперь отрезаны: возникло “пушкинское зарубежье”. Это какой-то, по-нашему — даже не сразу найдешь слово — сверхчудофеномен: пушкинская заграница, в которой Пушкин же, если верить многозначительным рассказам, так никогда и не побывал. (Естественно: не пускали тоталитаристы; а теперь попробуй, даже будучи политически безгрешен — съезди в Кишинев, Тбилиси или в Крым; недешево обойдется, если прикинуть к заработку, и поездку скорей всего придется отменить.) То есть нечто до крайности головоломное и нелепое — а есть: за рубежом наш классик и не был, и был.
Еще один довод к тому, что содержание классического растет от эпохи к эпохе.
* * *
Ну, а что там, у лукоморья? Каждый, кто хотя бы Пушкина читал, знает: там Русью пахнет . Взять Тирасполь, Екатеринослав, Екатеринодар — чем не русская гордость, хотя бы кто и считал “потемкинcкими деревнями”? Эти, как говорили, “фантомы”, они и до сих пор держатся российско-советской крепостью своей каменной и стальной закладки. А убери их — останется ничем не защищенная землянка и при ней какой-нибудь совершенно забытый богами пасынок природы. Или он может жить по-человечески без твердой защиты? Дядька Черномор с его витязями-подводниками этой защиты прекращать не хотел.
Добавим еще (это под конец разговора пригодится): кто и в самой России не бывал (а в нынешнее, по краям ее, сирое захолустье славной Европы уж тем более не поедет), кто русским быть и не собирался — он все же “Руслана и Людмилу”-то мог же, как музыку, слушать? Нeмало и таких. Так что ощущение “там Русью пахнет” — феномен международный. Тем самым есть пища и для многонациональной по своему кадровому составу науки.
“Русью пахнет”: к вопросу об обонятельных компонентах пушкинской семантической парадигмы...Это как пример, конечно, наобум из головы; но такие подходы уже кое-где намечены. Способные поднимать именно подобную тематику исследовательские силы и школы существуют.
Мы не шовинисты. Поэтому и русский человек может, на наш взгляд, заниматься тем, что в Пушкине русского.
* * *
Пушкин — живописатель России (“октябрь уж наступил”); Пушкин — создатель символических образов России (“куда ты скачешь, гордый конь?”); Пушкин — и житейски достовернейше русский человек; то есть его русскость как-то многократна. Или она “многоаспектна”? Возможно. Однако представительство Пушкина за Россию не столько многоаспектностью своей “парадигматики” примечательно, сколько отличается высоким градусом подлинности.
Сегодня ясно (яснее, чем когда-либо): Пушкин как человек-задача — это не отпрыск “мелкопоместного” (“родовитого”, “старинного”, “обедневшего”, “столичного”) дворянства, не дитя “знойной Африки” в мрачно-ледовитом гражданстве северной державы, а подлинно законнорожденный сын общерусского полка, от митрополита Илариона до Арины Родионовны. Его, как чадо без возраста, Россия и лелеет — допуская одновременно, что Пушкин и отрочески моложе, и много-много старше нас, и нуждается в постоянном оберегании-защите.
Читать дальше
