o:p /o:p
Не жалею, друзья, что пора умирать,
А жалею, друзья, что не в силах карать,
Что в дому у меня столько разных свиней,
А в руках у меня ни дубья, ни камней.
Дорогая Отчизна! Бесценная мать!
Не боюсь умереть. Мне пора умирать.
Только пусть не убьет стариковская ржа,
А дозволь умереть от свинца и ножа.
o:p /o:p
Его отчаянные, призывающие к бунту и восстанию стихи последних лет не хотели печатать нигде. Лишь “День”, “Завтра”, “Наш современник” отводили целые полосы яростным поэтическим бойцовским откровениям Николая Тряпкина. Только на наших вечерах выпевал он свои гневные проклятья в адрес разрушителей его Родины и его дома.
o:p /o:p
И все наши рыла — оскаленный рот,
И пляшет горилла у наших ворот,
Давайте споем.
Грохочут литавры, гремит барабан,
У Троицкой лавры — жидовский шалман,
Давайте споем.
Огромные гниды жиреют в земле,
И серут хасиды в московском Кремле,
Давайте споем.
И все наши рыла — оскаленный рот,
И пляшет горилла у наших ворот,
Давайте споем.
o:p /o:p
Нас упрекали за публикации таких рассерженных стихов. Говорили и даже кричали во весь голос, что поэт исписался, что он становится опасен для окружающих. И в то же время тряпкинская энергетика новых гражданских стихов, его политическая сатира и пророческие сновидения были опорой для почти миллиона наших читателей тех раскаленных дней девяностых годов. Из далекой Америки в ответ на его проклятья ельцинскому режиму, на проклятья рушителям его дома и его родины опубликовал в либеральной печати Александр Межиров свою поэму “Поземка”, свой последний прямой разговор с бывшим приятелем.
o:p /o:p
Извини, что беспокою,
Не подумай, что корю.
Просто, Коля, я с тобою
Напоследок говорю...
o:p /o:p
И о чем же говорил напоследок с русским поэтом, ищущим лишь закутка для стариков в этом злобном мире, другой поэт, сбежавший из родного отечества после пренеприятнейшей истории с задавленным насмерть артистом театра на Таганке, да еще и оставленным умирать в кустах без всякой помощи? О том, как сумели избавить его от всех судебных неприятностей и срочно переправили в Америку на постоянное место жительства? О том, как его же знаменитый поэтический лозунг “Коммунисты, вперед” стали воспринимать в годы перестройки призывом к эмиграции в Израиль и США? Нет, Александр Межиров упрекает уже весь русский народ, победивший фашизм, в том, что в русское сознанье вошла отрава побежденного им фашизма:
o:p /o:p
Побежденный победил, —
Кончилось и началось, —
И в конце концов пришлось,
Довелось проститься, Коля
Тряпкин, истинный поэт,
Потому что получилось
То, чему названья нет.
Получилось — виноваты
Иудеи-супостаты,
На которых нет креста,
В том, что взорван храм Христа, —
Превратили рай в харчевню,
Трезвый край и в пьянь и в рвань,
Раскрестьянили деревню,
Расказачили Кубань.
И в подвале на Урале
Государь со всей семьей,
Получилось — мной расстрелян,
Получилось — только мной.
o:p /o:p
Александр Межиров как бы все обвинения, вспыхнувшие в яростной гражданской полемике первых лет перестройки, предъявляет Николаю Тряпкину, сожалея, что этот “поэт по воле Божьей” впал в “старческую ярость”, и даже признавая, что “ты Заступницей храним/ В небе своего напева, / Звуков райских Серафим./ Твой напев туда возьму я,/Чтобы на земле Святой,/ И горюя, и ликуя,/Слышать, Коля, голос твой...”
Если честно, то в поэме Межирова мне слышны и собственное его покаяние, и тоска его по России, и даже какая-то тяга к бывшим русским друзьям:
o:p /o:p
Таня мной была любима.
Разлюбить ее не смог,
А еще любил Вадима
Воспаленный говорок...
o:p /o:p
Сейчас и Таня Глушкова, и Вадим Кожинов, и Николай Тряпкин уже перешли по другую сторону Бытия. Александр Межиров недавно неожиданно прислал в “День литературы” свой голос в защиту томящегося в Лефортово Эдуарда Лимонова. Утихли и страсти первых лет крушения нашей державы. Сейчас можно уже сказать, что напрасно Александр Межиров увидел в гражданской и домашней драме Николая Тряпкина лишь одну антисемитскую страсть. Далеко не ко всем евреям обращены гневные строчки Тряпкина, и далеко не только к евреям, впавшим в грех разрушения. А и к таким же русским, таким же грузинам, таким же татарам... К высокомерию Америки, к тотальному непониманию России у многих западных политиков. Со своей крестьянской народной логикой стремится поэт отъединить зло от святости, любовь от ненависти, ища изначальную прародину у всех народов. Как и у всякого природного русского человека, близкого и к земле и к фольклорным началам, у Тряпкина нет вражды ни к каким народам и странам, и его зло всегда конкретно. С наивностью пророка он умудряется на страницах той же самой газеты “День” и обругать конкретный “жидовский шалман” у Троицкой лавры, и написать скорбное послание своему другу Марку Соболю:
Читать дальше
