Образ на картине “Гадание” внешне схож с девушкой у морозного окна в “Ожидании”, но это лишь внешнее сходство. Если “Ожидание” исполнено высокого символизма, то “Гадание” изображает молодую крестьянку, гадающую на Святки в надежде увидеть своего суженого. Крестик в руках и свеча здесь — принадлежность гадательного обряда. Это очень эмоциональный образ, быть может, самый насыщенный чувствами во всем творчестве Васильева. Свеча, своего рода талисман художника, разрывает здесь тьму грядущей неизвестности. Эта гадательная мимотекущая неопределенность сродни изменчивой женской душе, поэтому всякая женщина — прирожденная гадательница. Отсвет свечи и радость узнавания озаряют лицо крестьянки. Судя по всему, суженый явился ей.
Образ своей юношеской любви Васильев запечатлел в портрете Лены Асеевой, которая была подругой его сестры Людмилы. Любовь оказалась неразделенной, горькое объяснение причинило художнику немало сердечных мук. Константин очень тяжело переживал разрыв. “Портрет Лены Асеевой” выполнен словно бы сквозь туманную дымку прожитых лет, минувших со времени расставания. И, обращаясь мысленно взором к ушедшей юности, художник изображает любимую рядом с собакой, которая здесь — символ верности. Да и сам портрет есть по сути признание автора в верности твоему юношескому чувству.
Первым духовным другом художника была его родная сестра Людмила. Девушка рано умерла, и Васильев посвятил ее памяти два портрета — карандашный рисунок и большую живописную работу, на которой Людмила изображена во весь рост. С карандашного портрета смотрит с грустной полуулыбкой юная красивая девушка, в глазах которой читается понимание своей трагической участи. Это очень теплый и трогательный образ безвременно ушедшей юности. На большом живописном портрете изображена молодая цветущая женщина, гуляющая с собакой по залитому солнцем лесу. Загадка, содержащаяся в этой картине, позволяет заглянуть во внутренний мир души художника. Дело в том, что Людмила умерла в семнадцать лет, а на полотне она выглядит так, как могла бы выглядеть двадцатипятилетней. Это говорит о том, что образ любимой сестры не оставлял Васильева, там, в глубине его внутреннего существа, девушка жила по-прежнему и продолжала взрослеть вместе с братом-художником. Это в очередной раз подтверждает: для художника нет смерти. Такова тайна портрета, исполненного настоящим художником.
Существует четыре автопортрета Константина Васильева, выполненные в разную пору его жизни, и каждая из работ — это своеобразная исповедь художника, а равно его взгляд в зеркало собственной души. Любопытно сопоставить эту авторефлексию Васильева разных лет. Самопознание художника поразительно. “Познай самого себя”, — эту древняя философская максима, начертанная над входом в древнегреческое святилище Дельфийского оракула, была жизненным девизом художника, начиная с отрочества.
С первого карандашного автопортрета, сделанного пятнадцатилетним художником (1957), глядит застенчиво еще не утвержденный в своем творческом призвании мальчик, мечтательный и замкнутый в мире фантастических образов. Это пора ученичества, юный живописец осваивает грамоту живописного ремесла в художественной школе при Суриковском институте. Именно в те годы в художнике закладываются основы для дальнейшего творческого пути; он жадно впитывает все необходимое для духовного роста, читает, слушает музыку, обретая необходимую духовную основу, которая позволит ему затем подняться к вершинам.
На автопортрете, выполненном двадцатишестилетним художником (1968), Васильев находится на подъеме творческих сил. С картины смотрит красивый молодой человек с открытым взглядом. Художник изобразил себя в форме военного образца на фоне бога войны с мечом и боевого знамени. Он словно бы готов на бой, Васильев. Пребывая душой среди героических образов, он сам становится в ряд собственных героев. Его творческое призвание окончательно определилось в тот период; художник обретает собственный путь в живописи, он тверд и решителен в своей невидимой брани с ненавистниками России.
Другой автопортрет Васильева (1970) можно охарактеризовать как вполне светский. Здесь художник запечатлел себя в пору зрелого мужества. По воспоминаниям друзей, художник относился к творчеству, как к священнодействию. Во время работы его нередко можно было застать с кистью в руках — в парадном костюме и галстуке.
Читать дальше
