Где я любил, изгнанник неизвестный?
Златой предел! любимый край Эльвины
К тебе летят желания мои!
Я помню скал прибрежные стремнины,
Я помню вод веселые струи,
И тень, и шум, и красные долины,
Где в тишине простых татар семьи
Среди забот и с дружбою взаимной
Под кровлею живут гостеприимной...
В Рабочих тетрадях Пушкина (т. IV, ПД 835, л. 31) обращает на себя внимание рисунок небольшого водопада с горы, поросшей кустарником. Лист заполнен черновыми вариантами строф III и IV Главы четвертой “Евгения Онегина”. Впоследствии выпущенные из текста “Евгения Онегина” строфы, начатые на этом листе, будут опубликованы в октябре 1827 года в “Московском вестнике” под названием “Женщины”. Где, в частности:
...Пред ней я таял в тишине:
Ее любовь казалась мне
Недосягаемым блаженством.
Жить, умереть у милых ног.
Иного я желать не мог.
* * *
То вдруг ее я ненавидел,
И трепетал, и слезы лил,
С тоской и ужасом в ней видел
Созданье злобных, тайных сил;
Ее пронзительные взоры,
Улыбка, голос, разговоры —
Все было в ней отравлено,
Изменой злой напоено,
Все в ней алкало слез и стона,
Питалось кровию моей...
Не пропустим значительного многоточия в строфе “Прекрасны вы, брега Тавриды...” из “Путешествий Онегина”:
...А там, меж хижиной татар...
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснялась пламенная грудь!
Но, муза! прошлое забудь.
П. И. Бартенев писал, что в стихах, связанных с Крымом, постоянно является “женский образ”— “святыня души его, которую он строго чтил и берег от чужих взоров”. Да, похоже, она — “Неназываемая” (NN!), но почему?
Конечно, и дочери генерала Н. Н. Раевского, в частности прелестная 13—15-летняя (разные источники называют возраст 13,14,15 лет) Мария, восхищали, волновали, вдохновляли юного поэта 21 года от роду. Но представить их “царевнами” “приюта любви”? Для этого надо не только не знать, не понимать времени, но и не уважать ни Раевских, ни Пушкина.
Наконец, обращаю внимание на 5-ю и 6-ю строчки первой строфы “Талисмана” (1827):
Там, где море вечно плещет
На пустынные скалы,
Где луна теплее блещет
В сладкий час вечерней мглы,
Где, в гаремах наслаждаясь,
Дни проводит мусульман ,
Там волшебница , ласкаясь,
Мне вручила талисман...
О мусульманских гаремах в Одессе я не знаю. Очень похоже, что талисман — перстень-печать — вручен “волшебницей” в Крыму.
В одной из первых — прижизненной! — иллюстрации к стихам “Талисман” — лубке 1833 года, где явно использован сюжет рембрандтовской “Данаи”, героиня в восточном костюме передает служанке, также соответственно одетой, конверт, приложив палец к губам в знак тайны. Треть лубка — восточный пейзаж с мусульманскими мечетями (А. С. Пушкин. Русский библиофил. 1911, 5, между сс. 42—43; рис.3).
В 1821 году в Кишиневе А. С. Пушкин написал “Гавриилиаду” — “ту рукописную поэму, в сочинении которой... потом так горячо раскаивался” (П. И. Бартенев). При отсылке поэмы поэт сопроводил ее стихами “Вот муза, резвая болтунья...”, где:
...Она духовному занятью
Опасной жертвует игрой.
Не удивляйся, милый мой,
Ее израильскому платью, —
И под заветною печатью
Прими опасные стихи.
Предполагают, что поэма и стихи были посланы П. А. Вяземскому. Но что неоспоримо — “заветная печать”! Вряд ли “заветных” у Пушкина было несколько. А значит, еще в Кишиневе она у него была.
Воронцовы в 1821 году — в Лондоне. Знакомство произойдет лишь осенью 1823 года. М. Гершензон писал: “Воронцовы в половине июля (1824 г. — Л. В.) увезли свою выздоравливающую после тяжелой болезни девочку в Крым”; “в момент высылки (Пушкина. — Л. В.) Воронцовой не было в Одессе”; “Как могла она сговориться с Пушкиным о переписке, раз она, уезжая из Одессы, еще вовсе и не знала, что больше не застанет его в Одессе?” (Мудрость Пушкина. М., 1919, с. 195).
Е. К. Воронцова вышла замуж 27 лет, в 1819 году. В 1821 году в Лондоне у них родилась дочь Александрина, в 1822-м — сын Александр, год спустя умерший; 23 октября 1823 г., уже в Одессе, где Елизавета Ксаверьевна находится с 6 сентября 1823 г., родился сын Семен. Княгиня В. Ф. Вяземская, предполагая поручить на время своих малолетних детей Е. К. Воронцовой, писала мужу: “...она слишком хорошая мать, чтобы не заботиться о чужих детях” (Прометей. 1974. 10, с. 31).
Мне трудно понять, для чего понадобилось опровергать убеждения первых биографов А. С. Пушкина, владевших первичным материалом, думаю, в большем объеме, высоких профессионалов, поистине любивших и знавших Поэта, в том, что никаких любовных отношений с Воронцовой у Пушкина не было. А сегодня президент Международного Пушкинского общества, бывший житель Одессы Марк Митник (Нью-Йорк), приводя, в общем-то, малодоказательные факты, опровергающие, на его взгляд, “одесскую легенду о Пушкине и Воронцовой”, пишет: “Возвращаться к ней в XXI веке уже не имеет никакого смысла” (Конец одесской легенды. Книжное обозрение, 15 января 2001 (2-1804). А какой смысл был в ней в XX веке?..
Читать дальше
