Кем, спрашивается? Самим народом, из века в век совершавшим обряд крещения в этих храмах, в них же молившимся за упокой души родных и близких, ставившим свечки во здравие мужей, сыновей и братьев, ушедших на войну, в них же исповедовавшимся?.. Нет и нет! Видел и помню (я тогда жил в селе Мегра Вологодской области), как прихожане истово крестились и плакали, оказавшись свидетелями надругательств над их верой...
Творили разбой обманутые атеистической пропагандой темные, безграмотные, подгулявшие по такому случаю мужики... Жизнь подтверждала опыт Истории: была бы жертва, а палач найдется.
В поэме в роли “палача” выступает командир роты саперов. Выполняя его приказ, солдаты уже обложили со всех сторон храм динамитом и ждали команды: она вот-вот должна была прозвучать... Но вдруг в толпе, собравшейся осудить антихристово деяние, разнесся слух: “В храме человек!”
Командир саперов растерялся: что делать? Взрывать храм вместе с человеком, пусть даже психом каким-то, да еще на глазах хмуро молчавшей толпы? Нет, этого он не мог себе позволить... Подняв рупор, он крикнул человеку в храме: “Эй, слушай, ты, выдь вон! В шестнадцать ровно взрываем храм!”
Человек услышал приказ. Встал в окне под куполом во весь рост, вскинул руки... И толпа узнала его: это был Андрей Горбатов, художник. В городе его знали стар и мал... и жену его знали, и сына Страса*.
В толпе, конечно, были разные люди. А уж атеисты — обязательно! Один из них, задрав голову к куполам, кринул:
— Эк сукин сын!
А тоже коммунист...(!)
Редиска,
Снаружи красное,
А там, внутри — свое.
Вдумываюсь в эту реплику и прихожу к выводу: поэт Виктор Гончаров знал о коммунистах той поры больше, чем обыватели. Знал, а точнее — понимал, что не все они были одинаковы. Для таких, как Андрей Горбатов, даже при великом миротрясении, какое произвела революция, главной заботой было сберечь и защитить тысячелетнюю культуру своего народа — и это вполне естественно: Андрей Горбатов был русским человеком. Для других же, исповедовавших другую, не православную веру, а в революции преследовавших, как стало ясно теперь, свою, потаенную цель, культура коренного народа, фундаментом которой было православие, выступала главным препятствием на пути к этой цели.
Были в толпе, конечно, и образованные, интеллигентные люди. Интуитивно почувствовав нечто обнадеживающее в поступке художника, они тоже подали голос: “Постойте, тише вы, он хочет говорить!”.
Толпа полорото притихла. И сверху раздалось:
Эй, там,
Которые внизу,
Вам слышно?
Мой сын
Уже в Москве,
С письмом Калинину.
Сегодня или завтра
Получите ответ.
Тогда уж, если что,
Со мною вместе
Можете взрывать!
Не был уверен художник в положительном ответе...
Да не очень надеялся и на то, что будет понят толпой...
И все-таки добавил:
Он, этот храм,
Не нам принадлежит.
А людям тем,
Что будут жить потом.
Понятно? —
Сказал,
Махнул рукой
И вновь исчез в окне.
А часовая стрелка между тем неумолимо приближалась к роковой минуте. И когда до нее оставалось всего четверть часа, на площадь, запаленный, прибежал человек с почты и вручил командиру саперов телеграмму:
“Взрыв храма отменить. Как редкий памятник семнадцатого века, он взят под строгую охрану государства. Калинин*. Кремль. Москва”.
Храм Ильи Пророка в Дымске был спасен. Поэт заключает:
И люди плакали на площади
От неожиданной победы
Безумца одного
Над многими...
Поэма была написана в 1971 году. Уверен, что публикация ее нелегко далась поэту. Хотя, казалось бы, ничего крамольного в ней и не было: власть (местная!) хотела взорвать храм — и не взорвала. А кто помешал? Или — выражаясь более возвышенно: кто, жертвуя собой, спас храм от разрушения?
Коммунист!
В контексте нынешнего времени, согласитесь, это звучит! И весьма многозначительно.
Поэма “Художник” — почти документальный рассказ о счастливой судьбе храма Ильи Пророка в Дымске (Ярославле). Но поэт не мог не помнить при этом о трагической судьбе другого храма — храма Христа Спасителя в Москве, к тому времени уже взорванного, не мог не думать с гневом о злодее, осуществившем этот варварский акт. Он, злодей, был не просто смел — нагл, потому что прогремевшим в центре русской столицы взрывом плюнул, по сути, в душу великому народу, бросил ему вызов. Он ведь знал, что храм-символ возведен был на народные, собранные по копеечке денежки, и не просто так, а в благодарение Богу за спасение России от нашествия Наполеона, за Победу над ним.
Читать дальше
