Центр города. Захожу в литературный сквер, чтобы поздороваться с поэтами Николаем Майоровым и Алексеем Лебедевым. Нет, сами-то они давно остались там, на Великой Отечественной, а тут — их бюсты, которые удалось поставить еще в советское время. Помню, долго я был одержим безумной, как мне казалось, идеей — поставить в городе скульптурные изображения этих талантливых ребят, сложивших свои молодые головы за Отечество. И был безмерно рад, что комсомол и молодежь подхватили идею, откликнулись душой и рублем: деньги зарабатывали в колхозах, на студенческих стройках, творческих вечерах или просто собирали — кто сколько может. Есть же моменты, когда рубль становится не презренным, а желанным, созидательным. И — родились эти бюсты. Не полководцам, а солдатам, поэтам, бесконечно любившим Россию. Один — бронзовый, другой — гранитный.
Вот сейчас подойду и скажу им: “Здравствуйте, дорогие!”. Листва деревьев еще скрывает их...
И тут — как плевок в лицо: на скуле Николая то ли след от помидора, то ли от выплеска пива. И сразу вспомнилось, как пару лет назад чья-то такая же сволочная рука испоганила лики поэтов масляной краской. Откуда эта зоологическая бездумность, варварство? И сейчас вот…
Но в тот час я не знал еще, что через несколько дней бюст Майорова и вообще исчезнет. А как же — бронза, можно продать. Сейчас ведь все на продажу. И как ни отгонял тогда от себя, не мог отделаться от видения: свиные рыла хохочут, распиливая в каком-нибудь сараюге светлую голову поэта. Ножовкой…
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Ушли! Навсегда! Давая жизнь другим, в том числе и будущим поколениям, а значит, и этим вот подонкам с ножовкой.
У меня даже и вопроса не возникает: “Читали ли эти выродки стихи Майорова?” Ну пусть не читали, не прониклись его высоким человеческим достоинством, но ведь, наверное, ходили в школу, их там чему-то учили. Учили, конечно, да вот не сумели объяснить, что такое человек, что за создание такое, для чего он рождается на свет Божий.
Вновь и вновь вижу бронзовую голову поэта под безжалостными зубьями пилы, и на меня наваливается обида, черная злоба, ненависть — все вместе. Застит глаза.
И вдруг будто кто свыше сказал: “А ты пожалей их, тех неразумных”.
Пожалеть?
Однако сомнение уже посеяно... Как-то сразу увиделась объемно вся наша сегодняшняя жизнь, со всеми ее бедами и неурядицами, с великими страданиями человеков: безработица, голодные и беспризорные дети, повальное пьянство, наркомания, большое и малое воровство, грабежи, убийства, насилие, заброшенность человека, безразличие к его судьбе, а часто и потеря дома, семьи, и как следствие — отчаяние, утрата нравственных скрепов, желание влезть в петлю… или, в крайнем случае, на столб, чтобы срезать кусок, а лучше километр, электропровода. А тут бронзовая голова какого-то мужика, да еще без присмотра.
Пожалеть?!
Если вдуматься, то и надо жалеть: они же, эти воры и убийцы, сами себе уготовили тяжкую судьбу, безысходную, страдальческую, ибо Он все видит, и ничто не проходит бесследно; рано или поздно, но каждому из них аукнется — одного посадят в тюрьму, другой сляжет с неизлечимым недугом, а кого-то подстерегут нож или пуля. Как же не жалеть-то? А могли ведь быть хорошими людьми, но, как говорил Федор Михайлович: “...надо всем стояло убеждение, преобразившееся для него в аксиому: “Деньгами всё куплю, всякую почесть, всякую доблесть, всякого подкуплю и от всего откуплюсь”…”
Не знаю, что произошло, но через несколько дней после похищения бюст был найден милицией в прилегающем к городу лесочке. То ли Бог вразумил балбесов, то ли вышло опять по Достоевскому, который говорил о русском человеке: “Он может страшно упасть; но в моменты самого полного своего безобразия он всегда будет помнить, что он всего только безобразник и более ничего; но что есть где-то высшая правда и что эта правда выше всего”.
Человеку бывает порой трудно разобраться в происходящем, на него обрушивается ежедневно огромный поток информации, как правило негативной. А тут еще куча своих проблем. Загнанный в угол, он теряет волю, интерес к жизни. А его продолжают охмурять, охмурять, в том числе и политиканы, рвущиеся к власти, и он уже не знает — где правда, а где ложь. Человек вдруг со всей очевидностью осознает, что он Никто, пустое место, и как бы он ни рыпался, сколько бы ни протестовал и ни возмущался, жизнь будет катиться по каким-то ему неведомым рельсам. И хотя он знает, что поезд жизни летит в тупик, предотвратить катастрофу он не в силах. Такой не возьмет в руки дубину и не поедет делать новую революцию: он уже знает, во-первых, что революция — это море братской крови, а во-вторых, — что выходить с дубиной на баррикады, когда по ту сторону буржуи с автоматами и пулеметами, — безумство.
Читать дальше
