С этой верой в спасительное действие красоты, творческая, созидательная сила которой не раз была опорой и поддержкой народу в самые разные, в том числе и смутные времена его истории, и обращается Васнецов к “Снегурочке” вторично.
Попробуем именно с этой точки зрения посмотреть на обе серии эскизов. Правда, считается, что никаких “кардинальных” различий между ними нет, поскольку найденные для пьесы-сказки композиционные решения и планировочные принципы сохраняются и в оперном спектакле также. Но все дело в том, что Васнецову и не было нужды в их изменениях, так как менялось не решение сценического пространства и даже не характер места действия. Менялась интерпретация самого понятия “сценическая среда”. При всем сохранении драматургических связей оно должно было обрести совершенно иное наполнение, став проводником новой, я бы сказала, философско-эстетической программы спектакля.
Поэтому и уходит из “Берендеевой слободки” 1885 г. своеобразная репортажность, присущая более раннему эскизу. Его жизненная достоверность с делением на первый план и фон с убегающими к горизонту далями художественно преображается. И композиция, сохраняя перспективность своего построения, пространственно собирается в некое объемное целое, эпицентром которого становится ритмическая вертикаль подсолнуха на первом плане и жерди со скворечником — на дальнем. Причем пластическая расчлененность этой вертикали наделяет каждую из ее составных частей новой функциональной значимостью: как исходных точек прямой и обратной перспективы, встречное движение которых и создает это ощущение неразрывной целостности, объемности пространства, а в ассоциативном мышлении рождает образ единого мира.
Поэтому и богатый дом хмельника и пчельника Мураша, и развалюха Бобыля не воспринимаются в композиционном противостоянии друг другу. То, что их объединяет, оказывается гораздо сильнее того, что их разъединяет. Почему из эскиза к оперному спектаклю и исчезает столь характерная для абрамцевского варианта подчеркнутая материальность зажиточного дома. По сути, типично деревенского. А сам он обретает собирательные черты русского деревянного зодчества, со всей мифологемной атрибутикой народного сознания, в котором высокая, крутая кровля есть мифологический аналог мирового древа, оси мира; “конек” на крышах то в форме ладьи, то утицы — один из солярных символов жизни. Даже убранство дома, как изнутри, так и извне, начиная от резьбы и кончая росписью по дереву, было в славянской древности также пронизано символическим значением. И у каждой “украсы”, в зависимости от ее магической силы, было свое место, чем, собственно, и определялся порядок в орнаментике. Отсюда традиция: нарастание, насыщение декора постепенно — снизу вверх.
К сожалению, мы не можем долго останавливаться на проблеме орнамента, так как она не входит в круг наших научных интересов. Но важно отметить хорошее знание Васнецовым того, что лежит в основе орнаментального рисунка, исключающее его стихийное использование художником. В частности, в эскизах женских костюмов, и только в них, он часто использует в самых разных вариантах “красный квадрат”. И не случайно, так как красный квадрат есть символ плодородия.
Можно с уверенностью утверждать, что мифологическая основа языческого миропонимания оказывается у Васнецова одухотворенной светлыми представлениями русских славян о жизни, воспринимаемой широкой, открытой душой в радости и красоте. Словом, всё то, что питало воображение народа и его вдохновение.
Утратив со временем свою магическую символику, они проросли в художественных промыслах, фольклоре, да и вообще в искусстве эмоциональными первообразами русской художественной мысли.
Сама же мысль с ее высоким полетом творческой фантазии народа, богатством его эстетического потенциала раскрылась мастером в следующем эскизе — “Палаты Берендея”.
И здесь мы тоже вынуждены сопоставить ранний и поздний варианты, отличающиеся не столько степенью декоративной насыщенности, сколько задачами, в решение которых она вовлекается. В первоначальном варианте: и настенные росписи, и деревянное кружево, и своеобразие орнаментальных мотивов, и архитектурные элементы, взятые в характерных для древнерусского зодчества пропорциях и формах, и арочные “прозоры”, раскрывающие палаты внешнему миру, что проливался сюда обилием света и воздуха, — все это существует здесь как некая констатация народных представлений о красоте, ее истоках и канонах.
Читать дальше
