Татьяна Колядич - Воспоминания писателей ХХ века (эволюция, проблематика, типология)

Речь героя реализуется в двух уровнях: как речь внешняя и как речь внутренняя. Реконструкция мира героя чаще всего начинается авторскими репликами: "Я попробовал разобраться в своих чувствах, понять себя". Эренбург, т.1, с.193. Они и составляют внешний план, через которой в авторское повествование вводится психологическая деятельность персонажа: "Несмотря на мои три года - дурак бяы я был бросать в керосин зажженные спички! Я только хотел опровергнуть утверждение папы, что если бросить в керосин спичку, то наделаешь пожара. Он же не сказал - зажженную спичку!" Катаев, 4, с.169.

Одним из важных приемов реконструкции внутреннего (психологического) состояния героя становится конструирование потока сознания. Имитируя процесс познания, автор выделяет как самостоятельное целое отношение героя к окружающему его миру. Конечно, это не бытовой поток мыслей, который присущ человеку в повседневной реальности, он маловыразителен при непосредственной записи. Здесь идет речь прежде всего о констуировании потока переживаний:

"И так хорошо, утешала я себя, - как старшая младшую, что не впутался в дружбу нашу проклятый секс с дьявольскими своими сложностями, что осталась я девочкой для него, не женой, не женщиной - чем-то, чем никто не станет ему!.." Я тогда не задумывалась, а теперь только - над тем, как он тогда на меня смотрел". Цветаева, 2, с.66.

Основными формами или способами, в которых представляется внутренняя речь является внутренний монолог и несобственно - прямая речь. Ее главным признаком является обращенность к самому себе, именно автору, а не к а втобиографическому герою. Именно поэтому внутренний монолог определяется как наиболее субъективная форма внутренней речи и формально передается средствами внутренней речи персонажа.

По структуре внутренний монолог обычно представляет собой значительный отрезок текста, его отличает экспрессивность, сжатый синтаксис, фрагментарность, обрывистость фраз. Его функция в мемуарном повествовании чаще всего не выходит за рамки характерологической - раскрыть причины побуждений, поступков героя и дать им оценку. Сам герой в открытой и доверительном манере представляет собственное "я". "Тогда я не понимал, что это такое, а теперь понимаю: это пугающее был дедушка, - мамин папа, муж бабушки. - отставной генерал-майор в узком, длином военном сюртуке с двумя рядами медных гладких пуговиц с бакенбардами и покатым лбом царя освободителя.Я любил дедушки и одновременно боялся". Катаев, 4, с.8.

Любопытно, что при этом конкретный факт для героя остается на уровне события, а для автора - одним из звеньев общей повествовательной структуры, способствующей организации художественной системы произведения, предоставляющим возможности и для обобщения, выводов. Вот почему, как отмечалось нами в ходе анализа, так часто соединяются поток сознания, внутренний монолог и несобственно - прямая речь в единое целое или свободно переходят одно в другое.

Приведем пример из воспоминаний А.Штейна: "Ее золотистый пушок над верхней губой, ее выступавшие перед каникулами веснушки, ее сверкавшие милой насмешкой и острым умом глаза и пленяли, и приносили невыносимые страдания, а то, что произошло, когда я пригласил ее на последний сеанс в синематограф "Прогресс" на последний сеанс фильмы "Мацист на войне", до сих пор вызывает у меня содрогание. Ее пропустили, а меня нет. И я заболел. Проклинал билетершу, мысленно размахивал перед ней редакционными мандатами, угрожал ей кинжалом эмира и хотел в Каракумы, на Памир, в Кушку..." Штейн, 1, с.63.

Система повторов ("ее"), имитация разговорной речи ("а меня нет"), определения, сменяющиеся глагольными конструкциями, завершаются косвенной самохарактеристикой, передающей состояние автора. Столь сложное построение описания позволяет автору образно представить один из эпизодов его прошлого.

Кроме реконструкции психологического состояния героя налицо попытка описать чувства такими, какими они должны были быть в то время, но с помощью авторского взгляда на происходящее. Речь автора как бы вклинивается в речь героя, и, хотя повествование идет сплошным потоком, в нем ясно вычленяются по крайней мере два голоса. Иногда они даже подчеркиваются авторскими ремарками:

"Когда кто-то бестактный попробовал припомнить недавнее - пожал плечами. Сухо заметил - кто старое помянет тому глаз вон. Добавил - женский батальон произвел впечатление неприятное". Штейн, 1, с.51. Важно отметить, что несмотря на перебивку одного голоса другим, повествовательный план остается единым, каждый из голосов имеет самостоятельное развитие.