Array Array - Глазами маршала и дипломата. Критический взгляд на внешнюю политику СССР до и после 1985 года

Война в Афганистане с точки зрения проверки боевых качеств нашей армии подтвердила, что советские люди могут быть в ней уверены. Их не подвели еще молодые в недавнем прошлом офицеры — участники Великой Отечественной войны, выросшие в крупных военных руководителей. Не подведут их сейчас и в будущем советские офицеры и генералы — участники войны в Афганистане, которые получили в ней боевой опыт и закалку.

Поскольку мы не намерены больше возвращаться в этой книге к Афганистану, нам обоим хотелось бы в заключение еще раз коснуться вопроса об обстоятельствах, приведших к вводу советских войск в эту страну, и высказать некоторые общие соображения в этой связи.

На протяжении многих десятилетий после Октябрьской революции южные границы Советского государства, особенно граница с Афганистаном, были для нас самыми спокойными. Отношения с этой страной оставались постоянно дружественными, независимо от режимов, сменявших там друг друга и до 1978 года. Это рассматривалось как сугубо внутреннее дело афганского народа.

То, что произошло в Кабуле в апреле 1978 года и что многие годы называлось саурской апрельской революцией, на самом деле (как совершенно правильно сказал Наджибулла в беседе с Э. А. Шеварднадзе в 1987 году) была вовсе не революция и даже не восстание, а переворот. Совершили этот переворот офицеры, входившие в сравнительно малочисленную Народно–демократическую партию Афганистана (НДПА). Поскольку многие из участвовавших в перевороте офицеров обучались ранее в СССР, а руководители НДПА причисляли себя к марксистам, на Западе, да и в нашей стране было распространено мнение о причастности Москвы к смене режима в Кабуле.

Вопреки такому мнению советское руководство, включая военное, на самом деле узнало о происшедшем перевороте в Кабуле из сообщений иностранных агентств, а лишь затем, пост–фактум, получило информацию об этом от посольства СССР в Афганистане. Позже лидер НДПА Тараки доверительно сказал одному из нас, что они сознательно не стали заранее ставить в известность советских представителей в Кабуле о готовившемся перевороте, опасаясь, что Москва попытается отговорить их от вооруженного выступления ввиду отсутствия в стране революционной ситуации.

Опасения руководителей НДПА на этот счет были, думается, вполне оправданны. И дальнейшие события подтвердили это. НДПА не смогла получить в афганском обществе сколько–нибудь массовой поддержки, без чего государственный переворот не мог перерасти и не перерос в социальную революцию, как это произошло, скажем, в 1917 году в России, где тоже все началось с октябрьского переворота. Феодалы же, крупная буржуазия, почти все духовенство открыто выступили против нового режима. За духовенством пошло большинство народа, тем более что среди пришедших к власти было немало «леваков», сторонников голого насилия, пренебрегавших национальными и исламскими традициями, нравами и обычаями страны, что еще больше настраивало народ против новой власти.

Однако наши партийные идеологи и международники, прежде всего М.А. Суслов и Б.Н. Пономарев, сразу же после апрельских событий 1978 года стали рассматривать Афганистан как еще одну социалистическую в близкой перспективе страну. Хотя даже по ортодоксальным марксистским меркам афганское общество было весьма далеко от социалистической стадии развития, Афганистан этим деятелям виделся «второй Монголией», перепрыгивающей из феодализма в социализм.

Соответственно в Афганистан хлынул поток всякого рода советников из СССР — и партийных, и ведомственных, которые, будучи даже квалифицированными в своих областях людьми, конечно же, не могли научить афганцев ничему другому, кроме советской модели социализма — тому, что афганцам нужно было меньше всего. Наша вовлеченность в афганские дела в самых разных формах — и в виде советнической деятельности, и в виде материальной (в том числе военной) помощи — увеличивалась с каждым месяцем. Сомнения насчет разумности такой широкой вовлеченности, возникавшие уже на той стадии у некоторых профессионалов–дипломатов и военных, отметались руководством с порога.

Однако, когда в связи с нараставшей внутри Афганистана вооруженной борьбой Тараки в марте 1979 года обратился с просьбой о присылке советских войск, эта просьба была однозначно отклонена. А. Н. Косыгин, к которому Тараки обратился по этому делу впервые по телефону 18 марта, тотчас выразил сомнение в ее разумности, пообещав вместе с тем обсудить вопрос со своими коллегами.