Наталья Кончаловская: Песня, собранная в кулак

Об этих балах великолепно писал, будучи молодым журналистом и живя в Париже, Хемингуэй.

"...По праздникам в Баль Мюзетт бывает барабанщик, но в обычные дни аккордеонист, который, прицепив к лодыжкам бубенчики и притоптывая, сидит, раскачиваясь, на возвышении, над танцевальной площадкой, сам по себе достаточно подчеркивая ритм танца. Посетителям не надо искусственного возбуждения в виде джаз-банда, чтобы заставить их танцевать. Они танцуют потехи ради, а случается, что потехи ради и оберут кого-нибудь, так это легко, забавно и прибыльно. И потому, что они юные, озорные и любят жизнь, не уважая ее, они иногда наносят слишком сильный удар, стреляют слишком быстро, а тогда жизнь становится мрачной шуткой, ведущей к вертикальной машине, отбрасывающей тонкую тень и называемой гильотиной".

Преступление и смерть бродили бок о бок с Эдит. И когда однажды она увидела одну из подружек, хорошенькую, как белокурый ангел, Надю, найденной в Сене с проломленным черепом только за то, что она упиралась, когда ее возлюбленный гнал ее на тротуар, Эдит решила бежать от них. От этих шикарных, молодых, бесстрашных подонков.

"А ОНА С НУТРОМ, ЭТА МАЛЮТКА!"

Родилась, как воробей.

Прожила, как воробей.

Умерла, как воробей.

Эту песенку пела она, стоя на улице, в пальтишке с худыми локтями, в рваных туфлях на босу ногу, бледная, нечесаная. Пела под аккомпанемент нищей подружки-аккордеонистки.

В угрюмый осенний день исполняли они свой номер на углу улицы Труайон и проспекта Мак-Магона.

- Ого! Высший свет идет нам навстречу... - всполошилась аккордеонистка. Дорогу переходил элегантный, хорошо выбритый, благовоспитанный господин.

- А все же ты полоумная, - вдруг обратился он к Эдит, - ты сорвешь голос!

Артистки молча разглядывали незнакомца, ежась на осеннем ветру.

- Нет, ты просто абсолютная идиотка, - продолжал он. - Тебе это даром не пройдет. Эдит пожала плечами.

- Хорошо бы поесть... - пробормотала она. Господин внимательно поглядел на нее.

- Разумеется, крошка... И все же ты могла бы выступать в кабаре.

- Да, конечно... Но я еще не подписала контракта. - Эдит переглянулась с подружкой. - Вот вы не могли бы подписать его со мной?

Едва сдерживая улыбку, незнакомец посмотрел на рваные туфли Эдит и сказал:

- Я, пожалуй, возьму тебя на пробу. Идет? Эдит загорелась.

- Возьмите! - вдруг загорланила она на всю улицу. - Возьмите! Вот увидите, не пожалеете!

- Ну что же. Отлично, Попробуем. Я - Луи Лепле, директор театра Жернис. Придешь в понедельник в четыре.

Он достал из кармана газету, нацарапал на полях адрес, оторвал клочок и протянул его Эдит вместе с пятифранковой ассигнацией.

В понедельник Эдит проснулась поздно. Зевая, вспомнила она, что обещала сегодня пойти к Лепле. Решила не идти. Она вообще не верила в такие встречи. А потом вдруг к концу дня спустилась в метро и доехала до театра. Лепле стоял у входа.

- Ну, сегодня опоздание на час. А дальше как будет?

В пустом театре на слабо освещенной сцене у рояля их ждал аккомпаниатор. Но ему не пришлось играть: Эдит не умела петь под рояль. Лепле попросил ее петь все, что она знает. Она начала, как на улице, все подряд. Заложив руки за спину, торопясь, она пела кабацкие, народные, эстрадные песенки. Когда дело дошло до оперных арий, Лепле предусмотрительно остановил ее. Ему было ясно. Он предложил ей прийти через день на репетицию, выучив три песни, которые он даст ей для исполнения в следующей же программе.

Эдит разучила их за одну ночь. Нот она не знала, ей помогла ее аккордеонистка. Это были популярные парижские песенки, одна из них была "Лэ мом дэ клош".

- Между прочим, как твоя фамилия? - спросил Лепле, когда она пришла на репетицию.

- Гассион.

- Не годится для сцены. А еще какого-нибудь имени у тебя нет?

- Я выступала еще как мисс Эдит.

Лепле улыбнулся. Эдит покраснела.

- Так. Ну, а еще не было псевдонима?

- А еще... был псевдоним Таня.

- Ну, это подошло бы, если б ты была русской.

Эдит стояла перед ним хрупкая, бледная. Маленькие выразительные кисти рук беспомощно висели вдоль узких, мальчишеских бедер, обтянутых дешевой юбчонкой.

- А еще я выступала под именем Дениз Жэй... Югетт Элиа...

- Не знаменито, - отмахнулся Лепле. Он долго и пристально глядел на нее, а потом сказал:

- Ты все же настоящий парижский воробей. На арго воробей- "пиаф", вот и будешь выступать под именем Эдит Пиаф.

Эдит получила новое крещение на всю жизнь. После репетиции Лепле указал на ее залатанную юбку.