- Знаешь, кроха, я видел во сне мать. Она говорила: "Приготовься, я за тобой приду".
Эдит смеялась и старалась разубедить его в нелепых предчувствиях.
Шестого апреля Лепле был убит у себя на квартире,. на авеню де ля Гранд Арме. Вечером он вернулся из турецких бань. А утром был найден в постели с простреленной головой. Выстрел был сделан прямо в глаз. Никаких следов ограбления не найдено.
Накануне вечером в театре Эдит и Лепле сговорились утром поехать погулять в Булонский лес, как это они всегда делали перед репетицией. Но к ночи за Эдит заехали друзья, чтоб проводить одного из актеров, которого забирали в армию. Решено было покутить в последний раз в компании с новобранцем. Разошлись под утро - всю ночь танцевали.
В восемь часов Эдит добралась домой и, прежде чем лечь спать, решила позвонить Лепле - повиниться и попросить отложить утреннюю прогулку в Булонский лес. Трубку подняли немедленно.
- Алло! Папа Лепле?
- Да.
- Папа, извините, что я вас так рано разбудила,-" защебетала Эдит, - но дело в том... Мы только что проводили нашего...
- Приезжайте немедленно.
Трубка была брошена. Эдит поразило только одно; папа Лепле обращался к ней на "вы".
"Сердится", - подумала она, затем накинула пальто, спустилась вниз и взяла такси...
Дом возле площади Этуаль, на авеню де ля Гранд Арме, в котором жил Лепле, был оцеплен полицией. Со смутным предчувствием огромного несчастья, она пробилась сквозь толпу зевак к подъезду. Инспектор заметил ее.
- Вы Эдит Пиаф? Проходите!..
В сопровождении ажана она поднялась в лифте. Двери были открыты, шторы спущены. По квартире ходили какие-то люди. В кресле в гостиной глухо рыдала Лаура Жарни - владелица театра Жернис. Эдит кинулась в спальню. Па кровати, вытянувшись под простыней, лежал мертвый Лепле. Лицо его было необычайно красиво и величественно. Пуля, попавшая в глаз, нисколько не изуродовала его...
Эдит с воплем упала на ковер возле кровати.
РАЗМЫШЛЕНИЯ ЗА КРАСНОЙ СКАТЕРТЬЮ
- Мне бы хотелось угостить вас ужином на бато-муш. - Мариз смотрит на меня черными, как зрелые оливки, глазами. Своей темной, густой челкой над продолговатым лицом, маленьким ртом, черным бархатным костюмом, в вырезе которого пенятся кружевные рюшки, и белой камелией в прическе она мне напоминает какой-то ренуаровский портрет, но в черно-белой репродукции.
Мариз - журналистка, мы с ней знакомы еще с французской национальной выставки в Москве. А сейчас она встретила меня в Париже, чтобы побродить вместе по музеям и выставкам.
Ужинать так ужинать! И мы с Мариз отправляемся на Аллею Альберта I. Там пристань речных трамваев- бато-муш. Народу масса. Сегодня воскресенье, и множество туристов хотят прокатиться в плавучем ресторане. Мы становимся в очередь в кассу.
- Пожалуйста, два билета с ужином, - просит Мариз.
Кассир протягивает ей два билета.
- Это на тот? Красный? - спрашивает Мариз.
- Да, мадам! Красный, но не более, чем это требуется! - острит кассир. Мы с Мариз переглядываемся и смеемся. Идем за перегородку, откуда по мостику перебираемся в плавучий ресторан.
Большая палуба уставлена столиками, на каждом- красная суконная скатерть и два или четыре куверта. В медных подсвечниках - красные свечи, их зажгут, когда стемнеет. Над палубой - стеклянный купол. В трюме - кухня, куда по лесенкам сбегают и поднимаются гарсоны в белых куртках и черных брюках.
Мы садимся за столик на двоих. Заходящее солнце полыхает в окнах домов на набережных. Бато-муш готовится к отплытию. Все столики заняты, большинство иностранцы.
Рейс бато-муш по Сене к острову Сите, подо всеми мостами. Обогнув Сите возле собора Нотр-Дам, бато-муш идет обратно, мимо Эйфелевой башни, до моста Греннель, где стоит небольшая статуя Свободы (копия той громадной, в Нью-Йорке, которую в 1886 году Франция подарила Америке), здесь бато разворачивается и идет уже к пристани. Все это путешествие занимает около двух часов.
Мы плывем. Над нами сквозь стеклянный купол видны звезды в бархатной глубине. Под нами зыблется и мигает огоньками черная вода Сены. Гарсон приносит по половине омара, запеченного на углях, бутылку белого Альзаса и тонкие хрустящие батоны хлеба. В рефлексе от красной скатерти и теплого полыханья красных свечей - красные клешни омара, бледное лицо Мариз и черный бархат на ее узких плечах, - все это отдает какой-то мефистофелыциной.
Мимо нас бегут назад парапеты набережных Сены со старинными домами, глядящими на нас освещенными окнами.
Читать дальше