Владимир Мединский - О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»

«Эксперт», № 1, 2008 г.

И может быть, самое страшное — «великие реформы» вобьют клин огромных размеров между двумя группами россиян: одним из них в приказном порядке велено европеизироваться, другим это категорически запрещено. Пройдет два-три поколения, и «народ» — т. е. 98 % населения, почти перестанет понимать остальные 2 %. Даже язык, вроде бы один и тот же русский язык, у этих слоев изменится, и говорить они начнут все больше по-разному. (Прим. науч. ред.)

В точности как потом гимном стало: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим…» Только слово «насилья>> здесь неуместно. Полная противоположность.

Восхваляя административный гений Петра, пусть попробует уважаемый читатель прочесть хотя бы пару петровских Указов. Ей-богу, ум за разум зайдет. Длинно, путано (тогда стиль не только письма, но и разговора был подобный. На это скидку надо делать. Это называлось — велеречивость. — Прим. ред.), непонятно. Многословие и словоблудие в духе устных выступлений без бумажки первого Президента СССР. При этом требовалось непререкаемое исполнение от точки до точки. Что мог уразуметь из этих документов забитый и запуганный произволом петровский чиновник — уму непостижимо.

Даже собственные потомки Петра, мягко говоря, не были в восторге от его деятельности. А. А. Мосолов, царедворец времен Николая II, оставил такое свидетельство: «Столбцы газет были переполнены воспоминаниями о победах и преобразованиях великого Петра (в связи с 200-летием Петербурга). Я заговорил о нем восторженно, но заметил, что царь не поддерживает моей темы. Зная сдержанность Государя, я все же дерзнул спросить его, сочувствует ли он тому, что я выражал.

Николай II, помолчав немного, ответил:

— Конечно, я признаю много заслуг за моим знаменитым предком, но сознаюсь, что был бы неискренен, ежели бы вторил вашим восторгам. Это предок, которого менее других люблю за его увлечение западной культурой и попирание всех чисто русских обычаев. Нельзя насаждать чужое сразу, без переработки. Быть может, это время, как переходный период, и было необходимо, но оно мне несимпатично».

Известна цифра, названная П. Н. Милюковым: мол, к 1710 г. исчезло 20 % тяглого населения Московии. При этом Павел Николаевич считал, что не все из этих 20 % погибли, по крайней мере третья часть тех, кого недосчитались, — просто беглые или ушедшие в разбойники. (Прим. науч. ред.)

Мы до сих пор изучаем историю Российской империи, написанную от имени 2 % населения и представителями этих 2 %. А ведь в стране жили не только дворяне и европеизированные чиновники-разночинцы. Образ жизни, образ мышления и культурные нормы, которыми руководствовались 98 % населения, для современной исторической науки словно бы не существуют. А стоит копнуть поглубже, и мы увидим огромное и очень демократичное общество. (Прим. науч. ред.)

Когда в 1712 г. Петр венчался с Екатериной, их дочери, Анна (впоследствии супруга герцога Голштинского) и Елизавета (будущая императрица Елизавета Петровна), бывшие тогда в возрасте 5 и 3 лет, исполняли на свадьбе обязанности фрейлин.

Корсаков Д. А. Воцарение императрицы Анны Ивановны. Казань, 1880

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга X. М., 1963.

Прусский посол Марфельд доносил своему правительству, что все русские (он имел в виду, конечно, собравшееся в Москве дворянство) хотят ограничения абсолютизма, но не могут договориться о его степени. «Партий бесчисленное множество, и хотя все спокойно, но, пожалуй, может произойти какая-нибудь вспышка», — писал в январе из Москвы испанский посол де Лириа. «Здесь на улицах и в домахтолько и слышны речи об английской конституции и о правах английского парламента», — писал из Москвы секретарь французского посольства Маньян. Послы доносили, что в Москве одни стояли за конституцию, как в Голландии, другие за парламент, как в Англии, третьи за шляхетскую республику, как в Польше, четвертые за образец брали Швецию.

Записки сосредоточиваются на схеме высшего управления империей и на привилегиях дворянства. У них, в общем-то, довольно много общего.

Верховное правительство называют в проектах по-разному: и Сенатом, и Верховным советом. По проектам в нем должно быть от 11 до 30 членов и больше 2-х членов одной семьи не допускаются: видимо, сразу 4 Долгоруких из 8 членов Верховного Тайного Совета, заседавшего в ночь на 19 января, производит очень уж сильное впечатление на дворянство. Как-то хочется менее семейственной политики…