Иосиф Бродский - Сочинения Иосифа Бродского. Том VI

Нет, вас двоих мне будет достаточно. Пристрастие, сохраняемое в подземном мире, равносильно продлению реальности в царство теней. Хочется надеяться, что я буду способен на это, по крайней мере поначалу. Ах, Флакк! Реальность, подобно Pax Romana, стремится расширяться. И потому она видит сны; и потому она остается верна себе, когда умирает.

1995

* Перевод с английского Елены Касаткиной

1

Двадцать три года спустя диалог с чиновником на паспортном контроле в Хитроу недолог:

— Деловая или развлекательная?

— Как вы назовете похороны?

Он жестом пропускает меня.

2

Двадцать три года назад, чтобы миновать его предшественников, мне понадобилось почти два часа. По правде говоря, виноват был я сам. Я только что покинул Россию и направлялся в Штаты через Лондон, куда меня пригласили на Международный фестиваль поэзии. У меня не было нормального паспорта, только транзитная американская виза в гигантском желтом конверте, выданная американским консульством в Вене.

Помимо естественной нервозности, ожидание это было мне чрезвычайно неприятно из-за Уистана Одена, с которым я прилетел из Вены одним рейсом. Покуда таможенники сражались с желтым конвертом, я видел, как он лихорадочно шагает взад-вперед по ту сторону барьера, в состоянии нарастающего раздражения. Периодически он пытался заговорить то с одним, то с другим чиновником, но они его обрывали. Он знал, что я никого в Лондоне не знаю, и не мог меня бросить одного. Я чувствовал себя ужасно — уже по одному тому, что он был в два раза меня старше.

Когда в конце концов мы выбрались из таможни, нас встретила поразительно красивая высокая женщина, отличавшаяся чуть ли не королевской осанкой. Она поцеловала Уистана в щеку и представилась. «Я — Наташа, — сказала она. — Надеюсь, вы согласитесь у нас пожить. Уистан тоже будет жить у нас». Я забормотал было что-то не вполне внятное, но тут вмешался Оден: «Наташа — жена Стивена Спендера. Соглашайтесь. Они приготовили вам комнату».

Потом мы ехали в машине, за рулем была Наташа Спендер. Ясно, что они все заранее продумали — может быть, обговорили по телефону, — хотя я для них совершенно чужой. Уистан был едва знаком со мной, Спендеры — и того меньше. И тем не менее… За окном мелькали лондонские пригороды, и я пытался читать вывески. Чаще других попадалась «BED AND BREAKFAST» [61] «Кровать и завтрак» (англ.), обычное в Англии название недорогих пансионов. (Здесь и далее — прим. перев.) . Я знал эти слова, но, по счастью, из-за отсутствия глагола их смысл от меня ускользал.

3

Позже, в тот же вечер, когда мы втроем сидели за ужином, я пытался объяснить Наташе (про себя изумляясь несоответствию между ее великолепным точеным лицом и так по-домашнему звучащим русским именем), что на самом деле я им не вовсе чужой. Более того, что дома, в России, у меня было несколько вещей от их семейства, которые привезла мне Анна Ахматова, возвратившись из Англии, где в 1965 году ей присвоили почетную докторскую степень Оксфордского университета. Это были две пластинки («Дидона и Эней» Пёрселла и стихи английских поэтов в исполнении Ричарда Бёртона) и похожий на трехцветный флаг шарф какого-то колледжа. Ахматова сказала, что эти вещи дал ей необыкновенно красивый английский поэт, которого звали Стивен Спендер и который попросил ее передать их мне.

«Да, — ответила Наташа. — Она много о вас рассказывала. Вы были в тюрьме, и мы все ужасно беспокоились, что вы будете мерзнуть. Потому и шарф».

В этот момент кто-то позвонил в дверь, и она пошла открывать. Я был занят беседой с Оденом, точнее — слушал его, поскольку познания в английской грамматике оставляли мне мало возможностей для инициативы. Хотя к тому времени я немало перевел с английского (прежде всего елизаветинцев, но еше и современных американских поэтов и пару пьес), разговорные мои навыки были минимальны. Вместо «землетрясения» я говорил «трепетание почвы». Кроме того, речь Уистана, из-за исключительной скорости и поистине трансатлантической фактуры, требовала от меня повышенной сосредоточенности.

Но на какое-то мгновение я начисто утерял нить разговора. В комнату вошел очень высокий, слегка сутулившийся седовласый мужчина с мягкой, чуть ли не извиняющейся улыбкой на лице. По комнате, которая, по моему разумению, была его собственной столовой, он двигался скорее с осторожностью нового гостя, нежели с хозяйской уверенностью. Он сказал: «Привет, Уистан», — а потом поздоровался со мной.