Светлана Коваленко: Феномен Лидии Чарской

После 1917 года Чарскую не печатали. Книги ее были изъяты "из библиотек, читален и книжного рынка". Сегодня ни в одной из библиотек России нет полной коллекции книг Чарской.

Чарская была предана гражданской анафеме, читать ее не только не рекомендовалось, но и запрещалось. Наиболее обидными для девочки в нашей школе надолго стали слова: "Ты похожа на институтку из книг Чарской". Однако мало кому доводилось прочесть хотя бы одну из этих "вредных" книг, узнать, чем же так плохи институтки. Те же, кому все-таки попадали в руки красивые книги в синевато-голубых или красных переплетах, с множеством иллюстраций, чаще всего изображавших этих самых институток - девочек с косами, в длинных форменных платьях с пелеринами и белых фартуках, переносились в таинственный мир, совершенно не похожий на тот, в котором они сами живут. А дальше уже неудержимо хотелось найти и прочесть еще хотя бы одну из этих книг. Случилось, что находили, тайно читали и учились добру, чувству товарищества, сопереживанию чужого горя.

Что же касается шалостей и проказ, порой вовсе не безобидных, хотя виновницам грозили позорные для института наказания - стоять за трапезой без шнурка для волос и фартука, и даже исключение, то ведь во всех школах и во все времена существовали как проказы, так и наказания. Персонажи Чарской, наделенные острым чувством справедливости, обычно раскаивались в содеянном, за что и обвинялись критикой в сентиментальности. Едва ли можно всерьез говорить и о "непедагогичности" повестей, в которых девочки, как правило, "обожают" одних преподавателей и "ненавидят" других. Однако нельзя не признать, что "обожаются" добрые и сердечные учителя и классные дамы, а презираются злые и придирчивые.

Из среды этих девочек-институток, отторгнутых от дома и сбившихся в свою институтскую стайку, сентиментальных и отчаянных, вышла не только детская писательница Лидия Чарская, но и исторический романист Ольга Форш, выпускница Московского сиротского института.

Само определение, название или термин "институтка", получивший уничижительный смысл, сегодня нуждается в пересмотре, в возвращении ему изначального содержания, соответствующего реальности. Выпускница института благородных девиц знала немецкий, французский или английский, музицировала, обладала известной суммой познаний в медицине, могла в любом обществе служить эталоном хорошего тона и воспитания. Многие из них ушли в первую мировую войну на фронт сестрами милосердия.

Лидия Чарская была труженицей, она много сил отдала литературному ремеслу: писала увлекательные повести из жизни институток, исторические повести, стихи и стихотворные драмы, рассказы для самых маленьких ("Сказки голубой феи"). И все же институт - самая любимая тема Чарской, которая, по-видимому, до конца так и осталась институткой со всем своеобразием этого типа российской жизни конца прошлого - начала нынешнего века.

"Дама она как дама и, может быть, пречудесная женщина - добрая, щедрая, хорошо воспитанная. Кстати, Вольф нещадно эксплуатировал ее, платил гроши..." - вспоминал о Чарской уже в советские годы один из петербургских библиофилов - Л.Борисов, возвращаясь к "секрету" ее небывалой популярности у юного читателя. А ведь вольфовский читатель имел или, во всяком случае, мог иметь хороший вкус. Достаточно напомнить, что из книжного товарищества Вольфа впервые пришли к российским детям переводы Жюля Верна, Фенимора Купера, Бичер-Стоу, Свифта, сказки Гауфа, Шарля Перро, гетевские сказки "Рейнике-лиса" и другие произведения для детей, составившие целую "Золотую библиотеку". Притягательность Чарской была не менее сильной, нежели притягательность этих великих имен. Она как-то вписывалась в их круг если не сама по себе, то в соответствии с запросами и вкусами читателя.

Юные души доверчивы, и это влечет их к Чарской. Пусть наши дети, живущие в дни социальных потрясений, не фантастических, а реальных космических полетов, телемостов с Америкой и прочих чудес современного мира, получат возможность прочесть и Лидию Чарскую - "добрую, щедрую, хорошо воспитанную".

Светлана Коваленко