Андрей Кучик - На волне Субуксии - 2

Тысячи несчастливых и озлобленных медведей-абстинентов, лишенных действия пролонгированного диметилтриптамина, накапливающегося в конце каждой осени в хвое и стволах молодых деревьев, шарахаются тем временем по вырубленным степным пространствам бывшей СССР в поисках хоть какого-нибудь ширева, способного заменить им этот предусмотренный природой наркотик, регулирующий биологическое равновесие вида и охраняющий их психическое здоровье:

" - Что, медведя в ломке не видел? - мрачно спросил он, переводя взгляд с Медведева на его дорожную сумку. - Водка есть?..

Медведева не столько удивил вопрос животного, сколько сам голос, интонация и тембр которого оказались поразительно знакомыми. От стремительности развивающихся событий, мысли в его голове неожиданным образом перемешались и начали вдруг думать совершенно самостоятельно, совсем не заботясь о тех вещах, которые, по мнению Медведева, следовало думать в первую очередь. В памяти зачем-то всплыл образ давно им купленного катушечного магнитофона "Русь", на котором, вследствие заводской неисправности, речитативные блюзы раннего Боба Дилана периодически сливались с монотонным бормотанием диктора, читающего лекцию Брема о "О чуде голодания". Голос лектора был записан на обратной стороне кассеты и, прокручивающийся задом наперед, иногда довольно гармонично вливался в гитарные партии американского музыканта. От избытка этой бесполезной информации и осознания открытия, что его мысли способны жить своей, отдельной от него жизнью, не на шутку испугавшийся Медведев бросил все попытки думать и привлечь движение своего ума к какому-нибудь порядку. И, видимо, это и заставило испытать его тот совершенно удивительный вид отрешенного спокойствия, который он иногда наблюдал в себе, еще будучи учащимся Лесотехнической Академии. Придвинув к себе рюкзак, он вытянул из него литровую бутылку "Особой Дипломатической", на этикетке которой, чуть выше традиционных 40 градусов, золотистыми буквами отсвечивала надпись "Imported From Russia".

Однако обычные водка или виски способны лишь на непродолжительное время заменить потребность взрослого и здорового медведя в тех необходимых компонентах, содержащихся в коре деревьев, лесных орехах, грибах, ягодах и растениях, вырабатывающихся в них поздней осенью. Потребление алкоголя, самого доступного наркотика человека, вызывает у медведей сильнейшие побочные реакции и коренным образом изменяет их психику, открывая в них чуждое им стремление организовываться в группы или небольшие стаи:

"Неожиданно чувство стало доминирующим и он с нарастающим ужасом представил, что, сколько бы он не влил в себя человеческого алкоголя, - ощущение тревожной неизвестности вс? равно будет его неотступно преследовать, и что дальше может быть только хуже и хуже".

Единственным для такого медведя возможным способом впасть в спасительную "наркотическую зимнюю спячку" остается употребление в пищу почек и селезенки человека, длительное время потреблявшего алкоголь без каких-либо химических и технических примесей, поскольку последние для медведей совершенно губительны и в большинстве случаев приводят к летальному (смертельному) исходу:

"А для кого, собственно, эта надпись? Да еще и не на русском", размышлял Медведев, наблюдая за животным, уже аккуратно отклеившим акцизную марку и теперь внимательно изучавшим ее на свет, словно это был весьма высокого достоинства доллар или фунт стерлингов Великобритании, а не обычная полоска бумаги, прошедшая путь от швейных ножниц до цветного принтера, приобретенного за бесценок у ошивающегося возле каждого ломбарда барыги".

Нежелание медведя Пелевина уподобиться Большинству и встать на путь людоедства или сомнительных сделок с торговцами человеческими трансплантатами вводит его в состояние необычайно сильного душевного неспокойствия, ставя перед ним вопросы, на которые он не находит ответа.

Вплетенное в рассказ повествование горного Тибетского медведя о Медвежьем Озере и его дальних сородичах - Гималайских, а также Непальских медведях-Кума, проникнуто образами "восторженной зачарованности" и "вспышками внезапной страсти", присущими этому типу медведей, наделенных удивительно мягким и добрым чувством юмора, не утерявших первоначального, истинного смысла значения слова "Берлога". А ощущения (своеобразный Trip-report) Медведева, отведавшего веток канадской сахарной сосны и корешков конского щавеля, заставляет читателя посмотреть на проблемы экологии совершенно иным взглядом. Его путешествие по "Подснежному Миру" позволяет погрузиться в мир удивительной философии, глубоких раздумий и неспешных рассуждений, которые переживают медведи, лежа в своих "Lairs", засыпанных снегом и позволяющих им оградить "стройное и мудрое течение своих мыслей от воздействий внешнего мира".