Василий Шульгин - Что нам в них не нравится…

Точно таким же духом было проникнуто законодательство о евреях. Еврейство признавалось тем элементом, который нынче так зажимают большевики. Русскому законодательству евреи представлялись в образе неких кулаков-пауков, от которых надо русский народ защитить. Вероятно, в этом деле оказало свое влияние историческое малороссийское воззрение на еврея. Не забудем, что Северная Россия, Россия Московская, долгое время еврея совершенно не знала. С евреем Московской, а потом Петербургской, власти пришлось столкнуться только после присоединения Малороссии. Естественно, что Северная Россия посмотрела на еврея глазами России Южной. Исторический же взгляд Малой России на еврея, которого она хорошо узнала за время сожития с Польшей, именно был таков: хохлы представляли себе еврея в образе «шинкарив-орендарив», которые «пьют кровь» из русского люда. [37] Императрице Елизавете приписывают слова, которыми она ответила на предложение дать разные льготы евреям для процветания торговли: «От врагов Господа Моего Иисуса Христа не желаю прибыли интересной»… Другими словами, отказ был мотивирован религиозными соображениями. При этом ничего не говорится о влияниях малороссийских в Петербурге в царствование Елизаветы, каковые влияния были значительны, вероятно, если казак Григорий Розум мог стать законным супругом Императрицы.

Поводы, быть может, и были почтенны и трогательны в своей рачительной заботливости (южнорусское население очень оценило эти и другие заботы Петербурга и было лояльно по отношению к Петербургской Императорской власти больше и дольше многих других частей России); в исторической перспективе принятые меры могут быть оправдываемы, потому что они достигли своей цели, то есть эмансипации южнорусского населения из-под еврейского пресса; но надо признать и то, что с течением времени еврейские ограничения устарели, выродились и требовали коренного пересмотра.

Ограничения эти сводились главным образом к следующему.

Евреям нельзя было покупать земли «в сельских местностях», а также арендовать имения. Эта мера достигла цели. В противоположность старой Польше, евреев помещиков и евреев земельных арендаторов почти не стало в России. Впрочем, в последнее время вряд ли они к этому особенно и стремились; земля представляла слишком невыгодное помещение капитала. Исключение составляли земли, принадлежащие сахарным заводам. Этот новый род сельскохозяйственной промышленности быстро развился на юге и скоро оказался в значительной мере в еврейских руках. Но сахарные заводы сами по себе являются благословением того края, где они возникают, давая великолепные заработки окружающему населению. При такой их роли еврейская злокозненность, если таковая и была, не могла иметь особого значения. Тут евреи выступили в роли созидателей именно тех «прибылей интересных», интересных для всего населения и государства, от которых отказалась Императрица Елисавет.

Евреи не могли оседло селиться в сельских местностях. Исключения были сделаны для тех, кто там уже жил до такого-то года. Этот закон строго соблюдался благодаря… самим евреям. Дело тут было житейски просто. Почти в каждом селе с незапамятных времен проживала какая-нибудь еврейская семья, редко — две, три. Это, по всей вероятности, были потомки тех страшных «жидив-орендарив», которые, если верить историческим памятникам, были бичом деревни малороссийской; те самые, которые были подручными «панив-ляхив», предпочитавших «бенкетуваты» вместо того, чтобы самим возиться с «хлопом». В наше время деревенские евреи ничем не напоминали прежних владык. Поземельных аренд у них не было; арендовали «млыны» и равнозначащие предприятия; шинки с введением казенной монополии, то есть с тех пор, как государство взяло на себя почетную миссию спаивать народ, тоже перевелись. Дольше других функций евреи исполняли роль деревенских банкиров-ростовщиков; но и эта их деятельность с введением учреждений мелкого кредита стала исчезать. Таким образом за деревенским евреем оставалась бакалейная лавочка, снабжавшая население нехитрым товаром, да какие-нибудь местные коммерческие заработки, которых было немного. Их было так мало, что еле-еле хватало на тех евреев, которые здесь жили издавна. Поэтому, если кто-нибудь и пытался поселиться вновь, то старожилы смотрели на такого пришельца крайне недружелюбно, как на конкурента по мелкой торговле и по другим еврейским занятиям. Дело обыкновенно кончалось анонимным доносом полиции; и незаконно поселившегося выдворяли.