Человек, способный понять, решиться и провести в жизнь меру такого размаха, был по-моему только один: Столыпин. Но его убил Богров — еврей. Я думаю, что это был один из тех поступков, о которых говорит еврейская поговорка: когда Бог захочет наказать человека, и отнимает у него разум…
* * *
Разумеется, «продать Россию жидам» — акт, который весит больше, чем манифест 17 октября, несмотря на огромную важность его. Но если могли пойти на сей последний перед угрозами первой революции, проиграв войну с Японией, то, по-моему, можно и должно было взять на себя великую ответственность перед будущими русскими поколениями, если этим:
— покупалась победа над Германией,
— избегалась революция.
В конце концов, как теперь стало ясно, равноправие евреи все-таки получили. Получили после того, как раз разилась ужаснейшая из революций, вслед за которой наступила длящаяся доныне Неволя Египетская. Спрашивается: если рассматривать еврейское равноправие тоже как тяжелейшее бедствие, то все-таки это было бы равноправие solo — без революции.
Но если бы, несмотря на дарование еврейского равноправия, мы все же проиграли бы войну и заработали бы революцию, то сравнительно с настоящим положением мы опять-таки ничего бы не потеряли. Как теперь стало ясно, мы просто ничем не рисковали, если бы сделали этот ход. Но у нас был бы шанс выиграть.
И я лично думаю, что этот шанс был достаточно велик. Часто говорят, и это правда, что мы не додержались всего несколько месяцев. Если бы существующий порядок вещей дотянулся бы до весеннего наступления 1917 года, то весьма вероятно, что мы вообще «выскочили бы». Россия к этому времени, благодаря самоотверженной работе Главного Артиллерийского Управления и дальнозоркости Особого Совещания по Государственной обороне, была так снабжена боевым материалом, как никому и не снилось в начале войны. Весеннее наступление 1917 года могло быть успешным. Победы развеяли бы страшные фантомы революции. Да, мы не додержались нескольких месяцев…
Не додержались по причине внутреннего напряжения. Недовольство слишком, выражаясь тривиально, перло на власть, бездарную и неумелую. Но разумеется, это недовольство, как ясно из всего предыдущего, не могло не иметь главной пружиной еврейства. Поставив в начале войны свою ставку на патриотизм, оно, еврейство, по истечении года войны, опять стало сворачивать на прежние рельсы. Официально флаг патриотизма не спускался. Но во время первого года войны лозунг был таков: поддерживать «ненавистную власть» — quand meme; [8] Вопреки всему (фр.)
ради победы соединить все силы под стягом того правительства, с которым война застала Россию.
Начиная со второго года войны, дан был уже другой лозунг: по-прежнему стояли на рельсах патриотизма, по-прежнему твердилось «все — для войны», однако решительно прибавлялось «но не с этой властью». Не с этой властью, которая отдала не только все наши территориальные завоевания, стоившие потоков крови, но и двадцать «собственных» губерний.
Это была решительная минута. Тут надо было понять, что за такие отступления, измеряемые сотнями верст и отдачей целых государств (Польша, Литва, часть Малороссии) за такие катаклизмы, — расплачиваются. Национальное бедствие подняло старую волну ненависти против власти. И надо было понять, что эта волна была старая; что это был рецидив того, что временно дремало под влиянием первого энтузиазма; что действующие лица этого нового штурма, актеры этого нового наступления, были тоже старые, со старыми взглядами, навыками и программами. Надо было понять это, а также и то, что сейчас эти люди представляли огромную опасность, несомненно большую, чем в 1905 году; и это потому, что они несли над собой патриотический стяг; и потому, что за ними был год патриотических усилий. И еще потому, что их ряды не могли не усилиться теми, кто раньше всегда поддерживал власть, несмотря на все ее ошибки, но сухомлиновщины и распутинщины простить не мог. Надо было это понять, а также рассмотреть, какая же сила была сердцевиной этого наступления, ее основой, ее спинным хребтом. Это нужно было рассмотреть для того, чтобы знать, как бороться с надвигающимся чудовищем.
И, конечно, главной основой было еврейство. Если нужно было отвести надвигающуюся тучу, задержать ее на время (хотя бы на те несколько месяцев, что мы не додержались), то первое, что надо было сделать, а может быть и последнее — это задобрить евреев.
Читать дальше