Владимир Разин - В лабиринтах детектива

Не правда ли, здорово закручено? Если к этому добавить автобиографические записки бывшего начальника сыскной полиции Российской империи А.Кошко, опубликованные уже в эмиграции, во Франции, воспоминания современников о великих русских сыщиках И.Путилине, К.Фрейберге и других, станет ясно, что русская читающая публика воспитывалась на деяниях идеальных героев, рыцарей добра и справедливости.

Но, пожалуй, такие герои, хоть и писалось о них много, были все же исключениями. Большинство русских следователей, если судить по литературе (а она в силу известных обстоятельств была заполнена всевозможными “записками следователей”), было довольно посредственными, незаметными и не очень умными. У С.Панова в повести “Три суда или Убийство во время бала” следователь даже не стал вникать, “как попали сюда эти люди” (во время поиска богатств были обнаружены три полускелета). Он был поражен лежащими в открытом сундуке огромными богатствами. В романе “Медуза” А.Александрова следователь Крылов уводит следствие в поисках убийцы совсем по другому пути и лишь в конце романа уже на смертном одре сам убийца (некто Авриев) признается в совершенном преступлении. А у одного из родоначальников отечественного детектива А.Шкляровского в “Рассказе судебного следователя” сам герой закрывает следствие: “Надо ли говорить, что меня отстранили от следствия. Все улики были против меня, а не против Ластовой. Я запер дверь, я сочинил ее признание… я выдумал какой-то будто бы найденный у нее в доме перстень”…

И все же какими слабыми, зачастую схематичными и ходульными иной раз (далеко не всегда!) ни казались бы современному читателю сыщики, все же они, а не кто-либо другой, являлись истинными героями произведения. И, учитывая то, что в современной русской детективной литературе в основе преступления лежали не меркантильные, а эмоциональные мотивы, которые с большим трудом поддавались логике расследования, читателю всегда было интересно наблюдать за движением мысли расследователя, спорить с ним или соглашаться…

А что касается лихо закрученных сюжетов и ужасов, то наши детективщики не хуже западных умели нагнетать страсти:

“…Гендал невольно отпрянул. Под передними лапами собаки лежала человеческая рука, отрезанная по самое плечо. Он успел вырвать у нее кусок мяса…” Это из романа А.Зарина “В поисках убийцы”. И здесь же: “…В коробке лежала глубокая глиняная чашка овальной формы, заполненная кусками рубленого мяса и на кровавой почерневшей груде лежала безносая голова с выражением безмятежного покоя на обезображенном лице…” А вот еще из расследования Карла Фрейберга: “…я бы сказал, что это мясо человеческое, — отрезал доктор. Крик ужаса вырвался из уст всех присутствующих. Кухарка, бросившись на пол, вдруг завыла, запричитала во весь голос. — Я так и знал, — прошептал сыщик, бледнея, — значит, я два раза ел человеческое мясо…” Может быть, хватит?

Русский детектив, родившись позже западного, сумел перенять от него наиболее характерные черты: напряженность развития, умение вовремя приоткрыть тайну, заставить читателя внимательно следить за развивающимися событиями. И в то же время наша детективология пошла по своему особому пути. Учитывая менталитет русского читателя, героем повествования стала не логика разворачиваемых событий, а психологический поединок следователя и преступника, как правило, заканчивающийся победой добра и наказанием зла, точнее, — человека, его породившего. Учитывая, что главным потребителем подобных историй была молодежь, юношество, становится понятной достаточно высокая нравственная планка отечественного детектива.

Не будем забывать, что главное для русской литературы — гуманистическая традиция, проблемы становления человеческой личности, закрепляющие успешную борьбу со злом, познание того, как становление сил — нравственных, психологических, социально-экономических приводит к трагическому исходу. Что живет в душе преступника, готового пролить кровь, попрать законы человеческого общества? Эти проблемы прежде всего интересовали писателей, в том числе и работающих в жанре российского уголовного романа. Настало время обратиться к персоналиям, т. е. конкретным людям, вырастившим русскую ветвь всемирного детективного повествования.

Мы вступаем в достаточно сложный этап этой работы. Если на западе известно если не все, то многое о корифеях и тружениках детективного фронта, если зарубежные биографы и литературные критики совершили прорыв в жизнеописании таких закрытых от общества писателей как Дж. Х.Чейз или Б.Травен, узнать что-то даже о довольно популярных писателях дореволюционной России (да и послереволюционной тоже) крайне сложно. Произведения их рассыпаны по газетам, тонким журналам, зачастую ни разу не переиздавались, а библиографические данные темны и запутаны.