Сэм Котте: Караван историй.Эмма Уотсон: «Мне стало по-настоящему страшно»

Эмма Уотсон:

«Мне стало

по-настоящему страшно»

Сэм Котте/IFA — специально для «7Д»

7 Дней

21-летняя Эмма Уотсон — она же Гермиона Грейнджер, бессменная ученица школы волшебства и верная соратница Гарри в борьбе со злом, — на распутье. Съемки в фильме, продолжавшиеся почти одиннадцать лет, закончились. Ей надо начинать новую жизнь. Но она не знает — как.

— Эмма, ваши волосы, вижу, отросли — у вас уже не та мальчиковая стрижка, которой вы

всех потрясли сразу же после окончания съемок в последнем фильме о Гарри Поттере…

— Да, волосы действительно отросли немного. Это был даже не бунт, а скорее символическое действие. Ну, знаете, когда женщины расстаются с возлюбленными и у них разбиваются сердца, они часто стригут волосы. А я расставалась с огромной частью моей жизни — длиною почти в одиннадцать лет! — в которой мне нельзя было ничего делать со своими волосами, а также красить лаком ногти, прокалывать уши, загорать, кататься на горных лыжах и много чего другого — все это было строго прописано в моем контракте. Но подстричься мне и правда давно хотелось. Ну представьте — одиннадцать лет подряд одна и та же прическа! В общем, на следующий день после того, как мы все распрощались с Гарри Поттером, я пришла в салон и показала стилисту несколько фото моей любимой актрисы Миа Фэрроу. И меня подстригли так же, «под мальчика». А еще я теперь каждую неделю меняю цвет лака на ногтях. (Смеется.) Но вообще по природе я не бунтарка. Бунтовать — значит приносить еще больше проблем своим родным. А в нашей семье после развода родителей этих проблем и так было достаточно. К тому же с таким отцом, как у меня — он один из крупнейших в Англии адвокатов в области международных отношений, — трудно представить себя в роли бунтующей. Даже просто спорить с ним — бесполезно, лучше и не пытаться, иначе это будет похоже на ночной кошмар. (Улыбается.) Вот я и научилась правильно подбирать слова и не бросаться ими как придется. И маме, которая одна воспитала нас с братом Алексом, работая при этом без выходных и сделав прекрасную карьеру адвоката, я тоже никогда не хотела доставлять проблем.

— И какова была реакция папы на вашу стрижку?

— Я очень боялась его реакции. Потому что он мне много раз говорил, когда я жаловалась, что хочу подстричься: «Не торопись, потерпи — ты еще не Одри Хепберн». (Улыбается.) И была счастлива — ему очень понравилось, и он забрал свои слова обратно!

— Что у вас общего с Гермионой, как вы думаете?

— Ой, я так мечтала ее сыграть, когда узнала, что будут снимать фильм о Гарри Поттере! В свои девять лет я была фанаткой этих книг: читала их и перечитывала. Скажу откровенно: с Гермионой всегда себя отождествляла полностью!.. И вот когда до моей

школы добрались агенты по кастингу и сказали, что хотели бы посмотреть девочек — человек двадцать, не больше, — первой побежала в гимнастический зал, где они нас записывали на камеру. Потом еще раз восемь меня вызывали на пробы. Все это время я трепетала от ужаса, что меня не выберут. Родители не на шутку стали волноваться — что же им придется делать, если я окажусь за бортом? Может, пони мне купить? (Смеется.) Они юристы, люди серьезные и солидные, и совсем не разделяли моего страстного желания оказаться на съемочной площадке. Но и не мешали, разумеется. Честно говоря, за одиннадцать лет, что я прожила в образе Гермионы, мы с ней словно породнились — как сестры. Что-то в ней от меня, что-то во мне — от нее. Полагаю, общее у нас — это желание не подвести близких тебе людей, быть полезной, делать только правильные вещи. Я ужасно всегда боюсь попасть в какую-нибудь переделку, навлечь на свою голову неприятности, поэтому веду себя очень осторожно, продумываю каждый свой шаг. А то и несколько шагов вперед. Я так же, как и она, привыкла много размышлять, подвергать все анализу, рефлексировать. Что еще нас роднит? Лояльность, мы обе очень стараемся быть терпимыми в отношении окружающих. Но в то же время мы обе страшно упрямые, очень уперные и привыкли открыто выражать свое мнение. И немного, знаете, феминистки. (Улыбается.)

— Интересно, а вы помните самую последнюю сцену, которую снимали с вашим участием, когда вы уже знали, что это ваш последний «выход» перед камерой в образе Гермионы?

— Конечно, помню. Очень странная это