Про оппозицию я уж не говорю. Она недвусмысленно хочет, чтобы власть сама создала ей пьедестал: либо предоставила трибуны и поделилась деньгами, либо побила дубинками и тем привлекла внимание Запада. Сегодня, будем честны, Кремль может спать спокойно: одного взгляда на Михаила Касьянова с лихвой достаточно, чтобы проголосовать за путинского преемника.
Нет, у нас сегодня не тоталитарная Россия. Она сегодня, по сути, никакая. И мучительно боящаяся стать хоть какой-нибудь, — потому что определенность может оказаться страшной. А неопределенность — просто противной. Среди этой противности, понимаемой как меньшее зло, мы и живем. Тихо, но противно. Предавая себя на каждом шагу.
№ 6, июнь 2007 года
В: Кому на Руси жить плохо?
О: Говорливому меньшинству.
Появились удивительные люди. Их появление было вполне предсказуемо, но когда исполняются прогнозы, сделанные по исторической аналогии, это как раз самое обидное: значит, все действительно возобновляется по старым лекалам. Так вот, появилось так называемое счастливое большинство. Эти люди еще называют себя путинским электоратом, молчаливой армией, тайным ресурсом власти… В действительности они, конечно, никакой не ресурс и тем более не армия. Это на редкость безопасная публика. Лозунг у нее один: не мешайте нам работать и зарабатывать. Один из представителей этой славной гвардии так и пишет в открытом письме к участникам «Марша несогласных»: вас триста, а нас в Москве десять миллионов. И не надо нам, пожалуйста, мешать. Мы делаем деньги, в этом наша свобода и независимость. Мы профессионалы, в этом залог нашего процветания. Нам не нужны социальные льготы. Нам нужно только, чтобы никто не мешал делать наше дело.
Такая позиция еще распространеннее среди тех, кто не пишет в ЖЖ, то есть не страдает вечным российским графоманским зудом. Так что это большинство, как всегда, молчаливо. Но оно удивительно монолитно и не сказать чтобы вовсе бездуховно. У него есть свои идеологи — не последние люди, вроде Б.Акунина. В недавней статье он пояснил, что, хотя Путин и вреден для России объективно, он все же не мешает людям существовать независимо от него.
Честно говоря, я не знаю, что на это возразить. Не потому, что у меня нет аргументов, а потому, что они слишком очевидны. Я не понимаю, как можно — даже отлично зная российский исторический опыт и отталкиваясь от него, как от минуса, — всерьез благодарить власть за то, что она не мешает тебе зарабатывать. При Сталине тоже вполне можно было зарабатывать, не занимаясь прямым идеологическим обслуживанием режима. Надо было только нишу найти. Более того: при Сталине тоже было огромное счастливое большинство. Никто не мешал ему ходить в Парк культуры, таскать детей на плечах, кормить птиц, покупать новые пальто — словом, весь спектр обычных человеческих занятий наличествовал. Приезжали не всегда и не за всеми. Даже если принять самые пессимистические (впрочем, для кого-то оптимистические) цифры сталинских репрессий — два десятка миллионов прямых и косвенных жертв, — окажется, что 150 остальных советских миллионов были счастливы! И благодарны советской власти, исходя из опыта предыдущих властей.
Я вообще против того, чтобы любить власть «от минуса». Мне хотелось бы уважать ее за то, что она сделала, а не за то, от чего воздержалась. И особенно меня умиляет вот это: «Она дает нам зарабатывать…» Сегодня дает, а завтра не даст. Сдается мне, что так рассуждают плохие профессионалы. Потому что хорошие должны оценивать положение дел системно, а не утыкаться всем пятаком в единственное корыто. И это системное положение дел не внушает оптимизма, потому что страна, в которой власть разрешает зарабатывать и может в любой момент отозвать это разрешение, вряд ли будет преуспевать, даже если вся ее почва обратится в нефть.
Ведь идеология сегодняшней России очень проста: веди себя хорошо и все у тебя будет. От тебя не требуют ничего сверх весьма щадящего норматива, который, конечно, будет несколько ужесточаться, но вряд ли дойдет до императивного требования все время целовать филе. От тебя требуется всего лишь, чтобы ты был нашим. Во-первых, надо оправдывать все наши художества внешней агрессией, к которой неуклонно готовится внешний мир. Во-вторых, ты должен признавать этот мир враждебным и опасным. В-третьих, ты готов называть менеджеров — государственниками, а пиарщиков — идеологами, и повторять выдуманные ими мантры.
Читать дальше