Дмитрий Быков - Статьи из журнала «Сеанс»

Истерия налицо, — в этом фильме может произойти решительно все что угодно. Дегенерат — рабочий сцены в исполнении Александра Баширова — может зашибить, а может и пощадить издевающегося над ним декоратора. А может и живьем его сожрать, очень запросто. При таком градусе истерики можно расцеловать, искусать, надрать уши — вопроса о художественной логике не возникнет, эта логика уже давно осталась где-то за гранью экрана. Тот факт, что актер повесился на сцене, не вызывает ни сострадания, ни тоски, ни даже черной издевки, — сюжетная условность, не более.

Болевой порог Киры Муратовой (и ее постоянного зрителя, наверное) так давно и безнадежно превышен, что сделать больнее не в силах уже ничто. Правда, не совсем понятно, о каком искусстве после этого может идти речь. А вот примерно о таком: чрезвычайно крикливом и алогичном. Я и до фильма «Два в одном» понял, что жизнь — это повесть, которую пересказал дурак: в ней много слов и страсти, нет лишь смысла. Об этом еще Макбет догадался. Если хотите, жизнь — монолог Гамлета, прочитанный Башировым в роли дегенерата. Или трамвай, который ведет пьяненькая Рената Литвинова с бутылью шампани в одной руке и бутербродом с икрой в другой. У меня нет никаких иллюзий насчет водителя, пассажиров и конечной точки этого трамвая. Но в кино я хожу не за подтверждением худших своих опасений.

Богдан Ступка умудрился сделать чудо — вдохнуть жизнь в новеллу Ренаты Литвиновой «Ждать женщину». В силу гигантского личного обаяния он сумел так сыграть стареющего самца, что мучительное стилистическое упражнение ожило. И вдруг стало понятно что-то главное про Муратову — про то, как человек и режиссер (масштаб того и другого сомнений не вызывает) утратил способность любить, чувствовать, сочувствовать, но не утратил желания заниматься главным делом своей жизни. В случае величайшего Мужчины — это похоть и желание затащить на свою черную постель Идеальную Женщину, в случае Муратовой — это кино. Без любви и смысла, конечно, уже не очень получается, но хочется-то по-прежнему, ведь жить как-то иначе еще хуже. С этим трагическим ощущением и остается зритель самого крикливого, стилистически виртуозного и бессмысленного муратовского фильма. Кажется, высказывание получилось чуть более личным и автобиографичным, чем хотел автор. Впрочем, откуда мы знаем, чего автор на самом деле хотел?

№ 33/34, апрель 2008 года

Считаете ли Вы, что сюжеты и герои модных фильмов (как в своё время героиня «Интердевочки») могут сегодня реально повлиять на общественное сознание и стать объектом для подражания? Стали ли таковыми герои «Брата», «Бригады»? (если возможно, назовите другие примеры). Несут ли авторы фильмов ответственность за это влияние?

— Стереотипы создает хорошее кино. В «Чапаева» играли потому, что это было мощно и заразительно. Дело не в материале, а в отсутствии фильмов такой силы, чтобы героям хотелось подражать. Заразна только серьезная болезнь, заразительна только могучая эмоция, а в кого из современных героев можно хотя бы влюбиться?

Какие реальные события, на Ваш взгляд, могут или должны стать основой кинофильмов (в т. ч. события последних пяти лет)?

— Путч 1993 года и его подавление. Матери, едущие в Чечню выкупать сыновей (уже сняли, но лучше бы не снимали). Раскол общества на ужасных демократов и отвратительных почвенников. Региональные выборы с их красным, голубым, черным, серо-буро-малиновым пиаром. Беслан, о котором когда-нибудь будет снят очень сильный фильм. Дубровка. Череда отъездов за границу и соответственно разлучений: почти все, кого я любил, уехали, а оставшиеся жалеют о своем решении. Чукотская эпопея Абрамовича. Да все просится в кино — но это опять-таки потребует гротеска, точности, беспощадности. А я не уверен, что кто-то сегодня способен посмотреть на эту реальность с должной мерой отстраненности и с той точностью, которая покупается только ненавистью.

Существует ли, на Ваш взгляд, в современном российском кинематографе, «цензура политкорректности»?

— Наверное. Нельзя называть вещи своими именами. В семидесятые все понимали, что происходит, и молчали об этом. Теперь тоже молчат, но не потому, что политкорректность, а потому, что не понимают. Если же открытым текстом сказать, что Россия ходит по кругу и не может из него выпрыгнуть, — придется отвечать на корневые вопросы и смотреть на себя слишком нелицеприятно. Этого мы себе позволить не можем — или не хотим.