Аркадий Сахнин - Вот люди

Министр морского флота Виктор Георгиевич Бакаев рассказал мне поразительную историю. Океанский теплоход коммунистического труда «Солнечногорск» подходил в густом тумане к берегам Австралии. На внешнем рейде Сиднея стояли американские, английские, норвежские и другие суда. Сплошной, непроницаемый туман не давал им возможности войти в порт.

Капитан «Солнечногорска» Дмитрий Васильевич Кнаб решил не бросать якорь, а идти к пирсу. Это не был красивый жест или необдуманный, рискованный шаг. Советский теплоход, оснащенный самой современной аппаратурой, с опытнейшими штурманами на борту, вполне мог справиться с подобной задачей.

О намерении капитана сразу узнали в порту. К месту, куда должен был подойти теплоход, бросились люди. С причалов, пристаней, складов шли докеры, грузчики, портовые рабочие. Им было интересно посмотреть, как все это произойдет. Собралась большая толпа. Сквозь мутную толщу тумана была видна приближающаяся громада. И когда судно подошло совсем близко и матросы Саша Киш и Володя Скрыпник готовились бросать концы, произошло непостижимое: как по волшебному мановению туман рассеялся. Засветило солнце, будто и в помине никакого тумана не было. И люди увидели белый, сверкающий корабль и полыхающее красное знамя на мачте. Тут же кто-то перевел это длинное слово «Солнечногорск», и все заговорили о том, что советский теплоход привез с собой солнце.

Началось паломничество. Каждый день, с утра и до позднего вечера, вереницы людей двигались к теплоходу. Они осторожно ступали по коврам длинных коридоров грузового судна, заглядывали в жилые помещения, поражаясь тому, что каждый матрос имеет отдельную каюту, ощупывали белый кафель ванных комнат, поднимались в салоны для отдыха и чем больше осматривали судно, тем больше верили, что этот корабль привез в их страну солнце.

Но, возможно, они только так говорили. Вряд ли многие из тысяч посетивших теплоход могли всерьез принять версию о том, будто солнце привез корабль. Скорее всего им виделась озаренная солнцем страна, откуда пришел этот корабль. Скорее всего так и было, потому что, уходя, люди останавливались у большого портрета Ленина и подолгу смотрели…

Мне предстояло совершить несколько рейсов в далёкие страны, и рассказ министра помог решить вопрос, на каком судне идти: на «Солнечнегорске».

Забегая немного вперед, скажу, что конец этой истории я узнал на самом теплоходе у берегов Африки. Вот чем всё кончилось.

Миновала неделя, но паломничество не прекращалось. Кое-кому это пришлось не по душе. Надо было как-то скомпрометировать судно. Надо было что-то придумать.

Придумали.

Ночью на палубу ворвалась полиция.

— У вас на корабле душат человека, — заявил полицейский. — Мы обязаны составить акт.

— Где душат? — поразились моряки.

— Слышите? — поднял палец полицейский.

Оказалось, во всём виновата Светлана. Так звали черного смешного медвежонка, жившего на судне. По своей невоспитанности он храпел и сопел, не считаясь с тем, где находится. Полицейскому показали сладко спавшего медвежонка:

— Вы это имели в виду?

Ругая кого-то, полицейский ушел, и всё-таки вражеский слушок пополз. Нашлись свидетели, которые собственными ушами слышали, как на советском теплоходе душили человека, и собственными глазами видели, как на судно ночью приходила полиция…

В Одессу я прибыл в день отхода «Солнечногорска» на Кубу. Каждый раз, когда попадаешь в этот удивительный город, тебя охватывает волнение. Привыкнуть к этому нельзя. Каждый раз по-новому переживаешь, по-новому видишь этот город.

Я сошел с троллейбуса на углу улицы Ленина и Дерибасовской. Продавщица пирожков громко выхваляла свой товар, убеждая прохожих, что даже мама и любимая жена не испекут таких вкусных. Подбежала парочка. Юноша взял два пирожка, и, хотя ел он быстро, его спутница поторапливала; «Скорее, опаздываем». Проглотив последний кусок, вытерев бумажкой пальцы, он бросил её под дерево, и они уже было пошли, когда раздался голос старичка, стоявшего рядом:

— Э-э, извините, молодой человек, вам эта бумажка больше не понадобится? — спросил он чрезвычайно заинтересованно и с надеждой в голосе.

— Н-нет, — ответил тот с недоумением.